РАМИ ГАРИПОВ

ВОЗВРАЩЕНИЕ

 

О РАМИ ГАРИПОВЕ

 

С (Башк)

Г 20

 

 

■■

 

Гари......... Р. Я­

Г 20         Возвращение: Стихотворения и поэ-

ма./Пер. с башк. Я- Серпина; предисл.

' М. Карима. — М.: Современник, 1981. — 174 с.

сВозвращение» — посмертная книга талантливого башкирского поэта Рами Гарипюва (1932 — 1977). Герои его стихов — пастухи, хлеборобы, строители, солдаты — люди смелые, честные и открытые. С читателем поэт гово­рит многоголосым, многокрасочным языком родной при­роды, обращаясь к людям с живым, своеобычным сло­вом.

г 70403 — 105 _ -250 — 81 4702110000 ББК84 Баш»

М106(03) - 81                                                                           С (Башк)

© ИЗДАТЕЛЬСТВО «СОВРЕМЕННИК», 1981 г.

Есть у Рами Гарипова стихотворение про жа­воронка, который огненным бубенцом звенит в вы­шине, у самого солнца, будто притягивая землю к небу. Нет, это не жаворонок. Это — самозабвен­но поет сердце поэта.

Так пело его сердце... И оно слишком рано, слишком неожиданно разорвалось — разорвалось на большой высоте башкирской поэзии. Из сорока пяти лет его жизни двадцать семь мы были ря­дом — порою чуть на капельку дальше друг от друга, порою совсем близко... Но всегда рядом. Казалось, я все знаю о нем: его страстные порывы и заблуж­дения, его явные радости и затаенные огорчения. По его скупым рассказам и щедрым стихотворени­ям я создал даже свое представление о его детстве. Его детство будто идет посреди высокой травы, неся на плече отцовскую косу. Отец погиб на вой­не, а давно созревшая трава ждет косаря. Шеству­ет босоногий косарь и кормилец семьи, только бри­тая голова его мелькает.

Знал я и о том, что самая любимая на свете река его — Юрюзань, «державная» река его род­ной сторонки, в которой мальчиком купал своего коня когда-то Салават Юлаев — далекий предок Рами Гарипова по исхоженным тропам и испитой воде. Я тоже видел эту реку, пил воду из нее. Она полна глубинного волнения. Это неспроста...

Я ловил себя вот на чем. Мы в городе не всегда помним номер дорогого нам дома и кварти­ры, куда чаще всего ходим. Мы заходим туда про­

сто, не оглядываясь и ничего не запоминая. Нечто подобное случилось сейчас со мной. Я заглядываю в книги и справочники, чтобы уточнить те или иные факты из биографии Рами Гарипова. Никогда раньше не помнил дня его рождения. Он родился, оказывается, 12 февраля 1932 года. Селение его называется Аркаул, что таится в Приуралье. Пят­надцатилетним юношей он приехал в Уфу и был принят в школу-интернат для осиротевших детей. А через три года он станет студентом Литератур­ного института имени Горького и прочтет мне в но­мере гостиницы «Москва» замечательный цикл стихов о родном крае. Первое, опубликованное в 1950 году в башкирском литературном журнале стихотворение называлось «Ленин». Но не с того еще стихотворения начался поэт Рами Гарипов.

Четыре долгих, бесконечно в юности долгих, года нужно было, чтобы появилась на свет первая книга стихов «Юрюзань», которая оповестила о рождении нового поэта и утвердила его. Он запел голосом земли, хотя первоначально не очень уве­ренно и ровно. В то время в печати поделился я своей радостью и небеспричинными тревогами по поводу «Юрюзани». Я радовался приходу такого поэта, который способен прислушиваться не только к громкой песне листьев дерева, но и к шепоту его корней, который не скажет праздного слова, не сделает ненужного жеста. Я боялся, что в этой книжке Рами почти исчерпал свою биографию — свое военное детство. Что же будет с ним дальше, о чем он будет писать? А себя он зарекомендовал таким из стихотворцев, кто не умеет себя ни выду­мывать, ни придумывать, а остается в творчестве таким, каким является в жизни. Его поэзия не может существовать без его биографии.

Появилась более зрелая по мысли и более совершенная в художественном отношении вторая книга Рами Гарипова «Каменный цветок». Она стала приметным явлением в нашей национальной поэ­зии. В то же время в ней замечался налет при­думанного и представляемого, меньше было пере­житого и выстраданного. Некоторые стихотворения были лишены своего чувственного родословия — откуда и зачем они пришли к нам? Грозила поэту опасность оскудения его общественно-эмоциональ­ной биографии. Это он сам хорошо чувствовал, от этого мучился. Я дорожил и буду дорожить всегда тем, что он доверял мне свою боль и муки свои. И однажды он принял решение. Будучи уже при­знанным поэтом и отцом семейства, он, погрузив весь свой нехитрый скарб и домочадцев в старую полуторку, уехал из Уфы в свои родные края — туда, ближе к горам, чтобы снова с косой на плече идти босиком по утренней росе — не потехи ради, а надобности для.

Больше трех лет Рами Гарипов был в родном совхозе комсомольским вожаком. Его жизнь на­полнилась заботами о делах и людях. Поиски ра­дости в себе в его стихах обернулись поисками счастья в других. Расширились его поэтический взор, границы его эстетического общения с миром. Обыденное часто превращалось для него в необыч­ное, ибо повседневность, куда ты вкладываешь меч ты и помыслы, обретает уже более высокий смысл. (А высота — всегда необычность.) Незаметное ста­новится заметным, неприметное — приметным. Нужно сказать, по характеру Рами не был покла­дистым, уживчивым и терпимым — особенно в де­ловых взаимоотношениях. Поэтому это время для него было не просто годами любования и восхище­ния красотами природы, человеческих дел. и соб­ственной причастности к ним. Он прошел там насы-

щенный волнениями и размышлениями кусок жизни, перебарывая и отстаивая себя. И он приобрел право сказать:

Я небом был, паря над облаками,

Я был землей, когда ходил по ней. Я был огнем, когда пылало пламя, Я был водой, когда журчал ручей.

 

ПЕСНИ
ЖАВОРОНКА

Годы работы в деревне помогли ему присталь­нее вглядываться не только в сущность современ­ной действительности, но и в истоки и исторические дали духовного бытия народа. Появился ряд сти­хотворений и монолог «Аманат» («Завещание») о преемственности духовных ценностей и нравствен­ных завоеваний. Особенно монолог «Аманат» отме­чен незаурядным мастерством. Обрела большую чувственную достоверность его любовная лирика, засверкали более яркими и четкими красками стихи о природе. Он вернулся в Уфу с новой книгой, ко­торая являла собой ощутимый сдвиг в художест­венном осмысливании поэтом времени. Но поиски, принесшие удачи и огорчения, продолжались до по­следних лет. Радость приносили ему и его читате­лям звонкие по звуку, ясные по мысли стихотво­рения, полные торжества жизни, как спелые гроздья. Это его находки. Некоторое увлечение в тех же поисках арсеналом устаревших художест­венных средств, застывшими, как рисунки в янта­ре, эстетическими категориями и нравственными идеалами, обращенными часто к прошлому, ограни­чивало возможности его дарования. Это — поэта потеря, а наше — читателей — огорчение.

Уже наступило было столь желанное для твор­чества внутреннее равновесие, увенчивающее зре­лость, и поэта не стало. Разорвался в вышине ог­ненный бубенец — сердце поэта...

Мустай Карим

ЖАВОРОНОК

Распелся нынче жаворонок рано.

Еще ледок не стаял у ворот, Еще в снегу заречная поляна, А жаворонок — слышите! — поет.

То с высоты срываясь заповедной, То просверкнув над речкой голубой, — Уходит вверх, звучит бубенчик медный И землю поднимает за собой.

И песня вешняя светло струится С упругих крыльев, бьющих о зенит.

...А это, может, вовсе и не птица, А просто сердце поутру звенит.

Как нет ребенка, если сказки нет, Так без любви нет песен для поэта. Ты подари мне сказки зыбкий свет, Чтоб песня до конца была допета.

Хоть сказка только сказка, но она Живет во мне, поверить помогая В любовь твою, как в чудо, дорогая. И если сказке гибель суждена, То ей на смену пусть придет другая.

Пусть будет даль — вперед на много дней Теплом их верным для меня согрета.

Как нет ребенка, если сказки нет, Так без любви нет песен для поэта.

 

СОЛОВЬИНЫЙ РАССВЕТ

 

Иль на заре, забывшись упоенно, Целует парень милую свою?

Иль это девушка, кумыс готовя, Смакуя вкус, что с детства ей знаком, От удовольствия, сдвигая брови, Прищелкивает часто языком?

От зорь янтарных, что горят над склоном,

Иль от печали крылья все желтей? Кто запер во дворце тебя зеленом, Тревожа и лишая сна людей?

И ты без устали поешь, покуда Не разорвется сердце у тебя.

И нас бы научить тебе не худо, Как надо петь, тоскуя и любя...

Неужто так душою глух и злобен Тот, кто упрямо держит меч в руках, Кто землю соловьиную способен Без сожаленья превратить во прах? Не быть тому!

Кусты — в лучах рассвета, И песня разливается кругом. И, словно песне удивляясь этой, Земля прищелкивает языком. Когда настанет срок мне с ней проститься И в запредельные уйти края, — О соловей, бесхитростная птица, Пусть песня мне сопутствует твоя!

 

(

Открой мне тайну, соловей: откуда Пришла к тебе поэзия сама, Всевластный голос — истинное чудо, Не раз людей сводившее с ума?

Для слуха и для сердца человека Ты вроде волшебства, и потому, Не понимавший зависти от века, Завидую я пенью твоему.

Твой голос, разливавшийся в долине, Будивший спозаранок чернотал, Ловил Чайковский, слушал Паганини И Моцарт навсегда запоминал.

Они ль тебе мелодии дарили?

А может быть, ты прилетал в наш край, Чтобы услышать Магафура или Загира удивительный курай?!

Когда солдатка песню запевала,

Не ты ли за нее пшеницу жал, Не ты ли, грудку выпятив, бывало, Косил ей травы, ловок, хоть и мал?

Не от лугов ли пенье удалое И трели небывалой чистоты?

Иль струны между небом и землею Перебираешь крылышками ты?

Иль в россыпях серебряного звона Я музыку капели узнаю?

1 М а г а ф у р X н с м а т у л л и п — башкирский пм-:: Загир Исмагилов — композитор.

КУР АИ

 

И ветра шум, и зыбь листвы кленовой, И шорох трав, и каждый из людей, И мимолетно брошенное слово — Все оставляет след в душе моей.

Иной про сказанное позабудет — Его и не найти уже нигде, — А слово, оставаясь, волны будит, Расходится кругами по воде.

Я не ропщу, и волны не в ответе Перед рекой, что им покоя нет.

И, как река, под солнцем волны эти Я превращаю в серебристый свет.

 

Простился кураист, а в шалаше Курай оставил.

Дай-ка я подую!

По силам мне, ей-ей, и по душе Сыграть на нем мелодию простую.

Но он, видать, послушен, да не всем, Он знаться с незнакомцами не хочет. В чужих руках он холоден и нем, Не плачет, не смеется, не пророчит.

 

А как тепло звучал он час назад — От песни доброй каждый мог согреться. Но кто-то, словно этому не рад, Из палочки волшебной вынул сердце.

 

 

Молчит курай — седой Урал уныл, И улетел Журавушка куда-то, И голову Кахым-турэ склонил, И отзвенели песни Салавата.

Как будто наши предки никогда Не возводили Караван-Сарая, Не шли к Парижу в давние года, Храня в душе мелодии курая.

 

Когда лечу, то с ветром в лад, Когда цвету — цвету, как сад, Когда теку — теку рекой, Когда стою — стою горой.

Как ветер, мой певучий стих, Огни цветов в глазах моих, И мысль, как быстрая река, И воля, как скала, крепка.

Тепло зари в крови моей, А в сердце голоса земли. .

И песней я бужу людей, Чтоб люди радость в ней нашли.

 

И не клялась в любвн Салимакай,

И Зульхиза ночами не рыдала, И где — теперь попробуй угадай —

К Буренушкам тропа берет начало...[I]

Курай без кураиста нелюдим, И безъязык, и кажется невзрачным. Лишь комаров гонять ты можешь им, Коль дымом начинишь его табачным.

Но кураист ушел не навсегда, Вернется он к замолкшему кураю, И песня оживет, и песня та Бессмертной будет — твердо это знаю!

Бежит река — горит дуга крутая, Летит огонь — без гривы и хвоста. И я, преграды на пути сметая, Спешу к тебе, как пламя и вода.

Любовь моя мятежна: ненароком Неосторожным словом сердце тронь — И разольюсь я пенистым потоком, И вспыхну, как безжалостный огонь.

И если тропки, выбранные нами, Хоть раз сойдутся, знай наверняка: Как я, ты тоже обратишься в пламя И разольешься, как весной река.

До вешней травки докопаться силясь, Наст пробивали грудкой в час зари И, грудки окровавив, воротились Под утренней метелью снегири.

И поклевать семян засохших сели

Они на клен, и стихла веток дрожь, И стал белесый клен в дыму метели На яблоню веселую похож.

И яблоки, багряны и упруги,

На снежную слетали целину, Чтоб снег поджечь в завьюженной округе И разбудить красавицу весну.

И было интересно мне: смогу лк Собрать я их оо снега и со льда.

Но яблоки крылатые вспорхнули И унеслись мгновенно — кто куда.

Ах, годы, годы...

Крылья напрягая,

Весна летит к нам с птицами опять.

Другой в ней свет, и нежность в ней другая, А птиц, как встарь, руками не поймать...

 

11аДе

Будет нелегко тебе со мною: Ждут меня туманы впереди, Молнии над крутизной ночною, Долгие, постылые дожди.

Будет нелегко тебе со мною: Ты устанешь от забот моих. Может, и в любви моей порою Молча усомнишься ты на миг.

Рассмешу тебя и успокою, Пополам — и радость и беда. Будет нелегко тебе со мною, Но не будет скучно никогда.

 

Все встает так ясно и подробно: Ты задумчива, глаза грустны. Вьется локон, падая, подобно Гребню набегающей волны.

Брови — точно ласточкины крылья, Что под синью, солнцем залитой, Робко и встревоженно застыли Рядом с гребнем той волны крутой.

Тонких губ чуть зримое движенье — Что сулит их зов, неуловим?

Стать бы ветром мне хоть на мгновенье, Чтоб обвиться локоном твоим...

Всегда передо мной твои глаза, Слова забуду — глаз забыть нельзя.

В них тайна — трепетная, как звезда, На них не наглядеться никогда.

Не голубое озеро Юни,

Они безлунной ночи не сродни.

О, серых глаз неповторимый свет!

Я светом тем обласкан и согрет.

И бесконечность солнечного дня,

И мысли, мучающие меня,

И страсти неразгаданный язык —

Все умещается в глазах твоих.

Слова забуду — глаз забыть нельзя, Всегда передо мной твои глаза.

Ты, как лебедь, плаваешь в тиши Опечаленной моей души.

Но добра, как песня, и светла, I От тебя мне весточка пришла. Выучил ее я наизусть — Песню, разгоняющую грусть.

Даше ночью, в беспокойном сне, Издали ее поешь ты мне:

«Если б я была твоей Зухрой[II], Я бы поднялась перед зарей И, пока не разойдется мгла, Я бы сон твой чутко стерегла. Если бы я стала соловьем, Не смолкала б я в саду твоем. Если б стала ветром — на лету Я б твою развеяла беду!»

Хоть в разлуке мы немало дней, Неразлучен с песней я твоей, С песней, что, взволнованно звеня, Избавляет от тоски меня.

Все будет в жизни: зов пути крутого, И горечь незаслуженных обид, И резкое, как зимний ветер, слово, Что душу, словно реку, леденит.

Но пусть течет река моя навстречу Твоей реке, все звонче становясь, И радуга опустится к заречью, Подобно песне связывая нас.

И пусть, ни лжи, ни холода не зная, Горит она — завистникам назло.

Что б ни было — живи, как лань лесная, В душе моей тревожно и светло!

Чтоб в час урочный встретиться в пути, Всю жизнь к тебе я трудной шел дорогой. Но ты была надменною и строгой — Не разрешила близко подойти.

Потерянное трудно отыскать,

Но я не стану ссориться с тобою, Хоть, может, я и был твоей судьбою, — И суждено ли встретиться опять?

Любовь — как подвиг.

Верь без дальних слов:

Его умеет совершить не каждый.

Иной всечасно на него готов, Другим он не под силу и однажды.

 

Студеный лес глядит в твое окно - Душа, заиндевевшая до срока.

Но и под снегом, выпавшим давно, Жива трава и стебли полны сока.

Ты, может быть, не так уж и красиБ:

И это я, у мира на виду,

Во власти вдохновенного порыва Зажег тебя, как яркую звезду.

Как я мечтал, чтоб радостью дыша, а Любовь, испепелившая меня!

Кружилось небо и земля дрожала, Когда ты возникала из огня.

Сверкает красота твоя, покуда

Живет мечта.

Пусть это не навек,

Но коль однажды сотворил я чудо, То, значит, я и вправду — человек!

 

Пришла без стесненья на склоне дня

В шалаш мой, чтоб песни послушать устало, И рядом уснуть как ни в чем не бывало, Меня не смущаясь, смущая меня!

 

Я встать не могу и уйти не могу:

На девушек спящих гляжу — не девчонок. Просторен шалаш мой, и я не ребенок, Не мальчик, что пас табунок на лугу.

 

Горбатая лодка. Река в забытьи.

Конь щиплет траву над излучиной спящей.

Все просто и странно.

В березовой чаще

Звенят сумасшедшие соловьи...

 

Смеялся я легко, не умолкая, Бездумно — будто и печали нет. Какая фея, девушка какая Мне возвратит былые двадцать лет? Так это ты!

Тебе сегодня двадцать,

Ты мне весну в подарок принесла, Заставила проснуться и смеяться. Забыть про все заботы и дела. Как я смеялся!

Содрогались горы,

Хохочущая падала волна,

И по небу катилась — прямо к бору — От смеха обалдевшая луна.

Слова теряли прежнее значенье,

И бешено гремели соловьи

В честь нашего с тобою обрученья, Во славу удивительной любви.

И Млечный Путь вприсядку шел над нами, Во тьме ночной прерывисто дыша.

Медведица весенними ветрами Нас щедро обливала из ковша. Я пел и хохотал, глотая ветер, Горячими слезами опален.

Все сном казалось.

Только на рассвете Я понял вдруг,

Что это был не сон...

 

 

Я — только песни жаркое дыханье, И песню оставляю я тебе.

 

Чем заплатить могу я на прощанье За свет — единственный в моей судьбе?

 

Стужа на окне нарисовала Шарких стран роскошные цветы. И летят, как бабочки, устало К ним снежинки, сеясь с высоты.

Но мгновенно тают под рукою

Те цветы из инея и льда.

Их красой, их силой колдовскою Не согреть мне душу никогда.

Только тот цветок, простой и милый,

Душу греет истинным огнем, Что весной в саду ты посадила Под моим распахнутым окном.

Всему, что в комнате твоей, — привет! Привет столу, ковру, оконной раме, Всему, к чему уже немало лет Я прикасаюсь бережно руками.

И лишь на подоконнике твоем

Цветам бумажным, не влюбленным в лето, Не пахнущим ни ветром, ни дождем, Нет и не будет моего привета.

Прошу тебя, коль мы с тобой друзья, От тех цветов, что видеть не под силу, Пока я жив, — спаси мои глаза, Когда умру, — спаси мою могилу.

Ты в зеркальце настольное подчас Глядишь разочарованно и косо, И хмуришь брови, словно рассердясь, И без толку сердито треплешь косы.

Но хоть на щеки пудра не легла И не насурмлены еще ресницы, Ты, как русалка, для меня мила, — Врет зеркало, и незачем сердиться.

Ты на него) обиды не таи,

А хочешь убедиться, хороша ли, — Привстань и загляни в глаза мои: Верней найдется зеркало едва ли.

 

Забыть я этой ночи не могу:

Был в комнате, как в замкнутом кругу, Стол у окна и два на нем бокала, И ты вино мне молча подливала.

Забыть я этой ночи не могу:

Не утихая, ветер выл уныло,

И первый свет сочился сквозь пургу, И ты прощенья у меня просила.

Забыть я этой ночи не могу:

Неслышно разминулись наши зори, Оставив мне в заклад твою тоску, И слезы, и отчаянье во взоре.

Забыть я этой ночи не могу:

Дороги наши разошлись, а все же

Та ночь — в слезах, в отчаянье, в снегу Мне, что ни год, все ближе и дороже.

Боишься ты — и это не секрет — Судьбу свою связать с моей судьбою. Тревожны думы, и покоя нет, И нелегко поладить нам с тобою.

А между тем, захочешь — и зарю,

И месяц, что в ночном плывет тумане, И целый мир тебе я подарю, Исполню каждое твое желанье.

Поэту, как кудеснику, ей-ей, Открыты тайны волшебства любого. Ты только прикажи — в руке моей Потухнут звезды и зажгутся снова.

РАДУГА

 

И виду не подам я, дорогая, Что больно мне, что( плакать я готов. Работать буду, устали не зная, Без вздохов и без жалостливых слов.

Но, добрая и чуткая на диво,

Ты все, как есть, в глазах моих прочти И нежными руками молчаливо Беду мою прижми к своей груди.

И разом схлынет все, что сердце гложет, И сердце успокоится, любя.

Не это ли и делает, быть может, Меня мужчиной, женщиной тебя?

Ты сердце разбудила мне сначала, Как вешний гром, и, над землей взойдя, Потом неотразимо засверкала Мне радугой, возникшей из дождя.

Она горела в сини поднебесной, Раскинувшись дугою без опор.

И для меня была ты грустной песней И сказкой, не забытой до сих пор.

Великая любовь владела мною — Свернуть я мог бы горы без труда. Пусть кажется порой она смешною, Но лишней и ненужной — никогда.

Другой я верен, грезами былыми Все меньше дорожу я, став взрослей.

Но радугой твое сверкает имя, Как в давние года, в душе моей.

Лишь отгорит заката позолота, Мне в сумерках мерещится: вот-вот Ко мне сторожко постучится кто-то И в комнату доверчиво войдет.

Но тишина глуха и нерушима,

Я зря сижу, дыханье затая:

Никто ко мне не постучится —

Мим ■

в который раз прошла любовь моя.

Не улыбнулась, слова не сказала.

Прошла — и не заметила в пути...

Любви, как видно, ждать на месте мало Ты должен сам навстречу ей идти.

И день и ночь шумит, не уставая, На рыжем взгорке старая сосна. Какая дума и печаль какая Ей не дают ни отдыха, ни сна?

Я слышу, как в ее тяжелой хвое Между собою говорят века,

И долгий гром гремит над головою, И с темных круч срывается река.

И ветра свист, и смутный гул прилива Все слышу я.

Шумит сосна, скорбя, Сродни моей душе, что сиротливо Зовет в разлуке день и ночь тебя.

 

О детство, детство...

На лугу низинном

Играли на виду мы у села:

Я был отцом, ты — матерью, а сыном Нам кукла деревянная была.

О жизни ничего еще не знали

Мы в пору ту — ни худа, ни добра.

И сказки мы, не ведая печали, Готовы были слушать до утра.

Вставало солнце над знакомой тропкой

В урочный час и радовало нас.

А дождь случался — на лужайке топкой Мы босиком, смеясь, месили грязь.

Следы стирались.

Мы взрослее стали.

Коней стерег я, по воду ты шла —

И замечала издали едва ли, Как мне разлука наша тяжела.

Расстались мы с тобой.

И лет немало

Прошло с тех пор, а вспомнить мне — беда, Как жизнь детей друг к другу привязала И разлучила взрослых — навсегда...

Петухи запели в ранний час — Знать, заря багрово занялась. Отчего ж знакомою тропой Возвращаюсь я один домой?

Петухи запели в ранний час — Знать, заря багрово занялась. Отчего ж печалью я томим?

Не со мною милая — с другим.

Петухи запели в ранний час — Знать, заря багрово занялась. Отчего ж взошедшее светло Счастье так безрадостно зашло?

Березка мне твоим казалась станом, Глазами голубыми — васильки, Когда мы шли по утренним полянам И по лугам искристым вдоль реки.

В бору, где травы молоды и дики,

Две ягоды в мерцающем огне.

Две красных капельки — две земляники Ты сорвала и протянула мне.

Те огненные ягоды мне любы,

Я вкус храню их — терпкий искони, Как будто и не ягоды они,

А девичьи пылающие губы.

Моим дыханьем жарко ты дышала, И я дышал дыханием твоим.

А жизнь и смерть, в бою сойдясь устало, Решали — кто из них непобедим?

И вышло — жизнь! Родник ее, сверкая, Бил перед нами.

Веря и любя,

Ты обессмертила меня, родная, Равно как обессмертил я тебя.

И после нас, как маленькое солнце, Взойдет цветок и новый даст побег. Любовь — источник жизни: кто напьется Воды его, тот не умрет вовек.

Как мачеха, полночная луна

Глядит на нас — холодная, чужая. Последний раз гуляем допоздна, Последний раз тебя я провожаю.

Все кончилось у нас — любовь ушла, Погасло в сердце трепетное пламя, И обступает нас густая мгла, И тени хмуро движутся за нами.

Вот старый сад — и дальше нет тропы, Боярышник нахохлился уныло.

Не цвет его, а острые шипы

Пусть спросят у тебя про все, что было.

А я уйду.

Прощай! — Но почему

К тропинке тяжко прирастают ноги,

И свет струится, размывая тьму,

И месяц улыбнулся меднорогий?

И соловей, притихший было, вновь Звенит в саду, и словно тают тени, И к сердцу возвращается любовь, Как незабытое стихотворенье...

Прости ему пустые мысли эти — В его глазах ты выше всех на свете, Взлететь к тебе сумеет не любой, И молча он любуется тобой.

Он сокол среди соколов, и все же Гнездо его с большою клеткой схоже. Не взмыть ему до неба твоего, Откуда ты взираешь на него.

Лицо его в морщинах, словно в старых, Давно остывших сабельных уд>рах.

Но разве свысока увидишь ты, Как много в них неброской красоты?

Я получил письмо твое...

Сперва -

Уж ты прости — оно меня смешило.

В нем были очень верные слова, Они звучали скучно и уныло.

Я получил письмо твое...

I |"|. м

Я снова перечел его и снова,

И загрустил: подумал я о том,

Что дышит болью каждое в нем слово.

Я получил письмо твое —

И Ю

Сижу над ним с поникшей головою.

И голосом твоим меня зовет

Письмо в невозвратимое былое...

Я снова слышу:

— Что же ты молчишь? —

Но разве же молчу я, дорогая?

Не я ль тревожу утреннюю тишь, Тебе слова привета посылая?

Не я ли — зов рассветной синевы, Лучи зари, что звонко заблестели, Движенье ветра, шорохи листвы И бег неукротимый Агидели?

И все же снова:

— Что же ты молчишь? —

Будь справедливой — разве же молчу я? Ты затаи дыханье и услышь, Как бьется сердце, по тебе тоскуя.

ПАРУС

 

Ты — словно паруса крыло тугое Над кипенью летящих гулко дней. Ты исчезаешь — нет душе покоя, Ты возникаешь — нет покоя ей.

Как мне узнать — к той буре, что сурово Передо мной вскипает на пути, Причастна ты на время иль готова День изо дня с ней общий спор вести?

И горько думать, что моей судьбою

Ты жить не сможешь — так она крута, И боязно мне встретиться с тобою, И жаль тебя лишиться навсегда.

Мы были, как душа, неразделимы, Теперь нас двое — кто тому виной? Различными дорогами пошли мы, Но все, что было, — то навек со мной.

Со мной — луна, и звезды, и восходы, Со мной — светло бегущая река.

Со мной — незабываемые годы, Со мной — тревоги, радость и тоска.

Минувшее не повторится снова, И все-таки я не прощаюсь с ним.

Пусть родилась ты в мире для другого, Но целый мир ты сделала моим.

 

СИНИЦА

 

 

Но как светло играют надо мной Последние зарницы сказки той!

 

Прилетела птица к нам — синица, Синим хвостиком разбила лед. Синий хвостик над рекой кружится, Синий лед вдоль берега плывет.

Прилетела птица к нам — синица, И, как будто из моей груди Сердце вырвав, милая стремится От меня скорей по льду уйти.

Прилетела птица к нам — синица, Бьется лед, и не избыть тоски. Ничего не слыша, хочет птица Расколоть мне сердце на куски...

Быть может, это все в последний раз: Огонь в груди и блеск счастливых глаз. Прошу тебя — не смейся надо мной, Но осень стала для меня весной.

Причудлива она и хороша,

Как радужный рисунок малыша. И солнечными красками она, Как трепетным огнем, озарена.

Поблекнет скоро сказки пышный цвет И станет прахом — красок вечных нет.

 

ПОЛЕТ

Наверно, ты и есть мое прощанье С мечтою молодых и светлых дней, Последнее безмолвное свиданье С моей любовью, с нежностью моей.

Не думал я, не ведал я, что мчится Так быстро время, что придет черед — И молодость моя вспорхнет, как птица, И на прощанье крылышком махнет.

А что осталось?

Радость и усталость,

Наш общий путь, восходов алый дым, И песня мне заветная осталась, Украшенная именем твоим.

Все доброе, что есть в моей груди, Все, сколько ты сумеешь унести, Всю одержимость и любовь мою Тебе навек я, песня, отдаю.

А все ненужное тебе — со мной Исчезнет, обратясь во прах земной. И зарастет он ковылем седым, И белый заяц пробежит над ним. И белые березки никогда Тропы тореной не найдут сюда, И ветер, покружась над ним чуть-чуть, Взмахнет крылом и свой продолжит путь. Но если, песня, пережив меня, Придешь ты к людям завтрапгаего дня, Ты снова им — без хвастовства и лжи— О звездном времени моем скажи.

Не рвал я глотки, чтобы всякий раз Внимало время громким словесам, Но по сердцу прошло оно, лучась, И сердце разорвалось пополам. За славой быстротечной не должна Ты слепо гнаться — не забудь о том, Что молния вначале нам видна, А гулкий гром разносится потом.

Пусть я былинка, но в былинке этой Незримые миры — им счету нет.

И вместе с ними ухожу со света, И заново рождаюсь я на свет.

Как много трепетных травинок рядом, Привычно окружающих меня, Встречающих, как я, лучистым взглядом Начало удивительного дня!

Бессмертны умирающие вместе, Живущий в одиночестве — мертвец. Не одолеть содружества созвездий, Единства трав и общности сердец.

Не потому ль сквозь голубую роздымь Былинки слабосильные смогли, Головки гордо поднимая к звездам, Светло пройти из «рая в край земли?

МОЛОЧАИ

 

Лишь на висках блеснула седина, Как молния, прорезавшая тучи, — В душе ей отозвался гром летучий, И понял я, что кончилась весна.

О время заморозков! Раньше срока Ты к нам пришло.

Мы с юностью своей

Прощались, не бросая ей упрека, Как с песней отзвучавшей — соловей.

Откуда, точно в пору снегопада,

У нас так много ранней седины, Вам, молодые, спрашивать не надо — Прочтите биографию страны.

Желтые степные молочаи!

По весне вы снова зацвели.

Только что ж вы, солнце привечая, Головой склонились до земли?

Вспомнили, быть может, как едою Для детей вы были в горький час, Как к земле, сраженные бедою, Гнулись вдовы скорбные не раз?

Как бойцы лежали, бездыханны, Выронив горячий автомат, Как не заживали долго раны У домой вернувшихся солдат?

Желтые степные молочаи!

Как и вы, с поникшей головой День Победы молча я встречаю Под омытой ветром синевой.

 

54

 

55

 

ПОЛЕТ

 

ЗОЛОТЫЕ ПОДКОВЫ

 

 

 

Кузнецу Самигулле

Чистым золотом подковы Отливают у коня.

Я пою, и конь бедовый По степи несет меня. Из конца в конец дороги Дробь копыт летит за мной. Верно, крылья, а не ноги У тебя, мой вороной! Хочешь, я тебе открою, Кто пустил тебя в полет? Это мастер, что рукою Без труда подковы гнет. Раскалив, железо в воду Погрузил кузнец на миг — И железо стало с ходу Золотом подков твоих. Может, в них душа таится? Конь мой разом возмужал: Он ни броду не боится, Ни крутых кремнистых скал. Он резвится — и, тоскуя, Вслед красавица глядит.

Скачет он — и врассыпную Звездочки из-под копыт. Золотые — гляньте сами — Все подковы жеребца, Ибо сделаны руками Золотыми кузнеца!

 

Лечу, лечу!

Едва ль не от рожденья

Лететь куда-то требуется мне.

Вся жизнь моя — то взлеты, то паденья, Сам — на земле, а взор мой — на луне.

Я мог взлететь, взяв крылья у жар-птицы, Я мог в полет пуститься и без крыл: Летел я наземь с быстрой кобылицы И со стогов — и вновь в полет спешил.

Вступил в аэроклуб я, став взрослее, И петли мертвые я был готов Не раз накинуть на лебяжьи шеи В цепочку вытянутых облаков.

Я в небо воспарил, когда впервые

Тебя поцеловал я, — ввысь маня, Тот день мне крылья подарил тугие, Тот день в мужчины посвятил меня.

И лишь в ракете над землей, пожалуй, Не довелось подняться мне в зенит.

Но сердце, оставляя росчерк алый, Дыша огнем, стремительно летит.

Ему под зыбкий купол небосвода Дороги без отдачи полной нет...

Как небо, высока душа народа — Хочу я в ней оставить светлый след.

ПЕРВЫЙ ЦВЕТОК -

На берегу обветренные камни Покрыты ночью снежною крупой, Но почки, как коричневые капли, Нависли над прибрежном тропой. Земля теплей, улыбчивее стала, И солнце, набирая высоту, Издалека снимает покрывало С ее лица, как белую фату. Рождается невидимая завязь, И с каждым днем все ближе тайный срок, Когда земля, устало улыбаясь, Подарит солнцу первый свой цветок. Еще снежинки кружатся над речкой, Но слышу я, на миг к земле склонясь, Как бьется чье-то звонкое сердечко Под сердцем у нее в рассветный час.

Поют деревья — щедро, беспричинно, От песен их кружится голова.

Под вешними лучами, как перина, Мягка зазеленевшая трава.

Как бубенец на шее жеребенка, Трель жаворонка весело дрожит — Иль это над прогалинами звонко Поет курай, заброшенный в зенит?

К земле береза наклонила ветки, Как будто косы расплела она, И листья, как зеленые монетки, На ней поблескивают дотемна.

И соловью в ночи никак не спится,

И целый день, тревожа тишину,

В березовой листве хлопочут птицы И величают светлую весну.

...В тебе, весна, загадочная сила,

Но я бы не заметил ничего, Когда бы песней ты не разбудила И не согрела сердца моего.

ОЛЕНИХА

 

Такой голубизны сегодня дали, Что хочется лететь, а не идти. Недаром мы с тобой так долго ждали И вешних дней, и этого пути,

I

Как иглами, травой зеленоперой Прошит окрестный дол.

Горит восход,

И песня схожа с лебедем, который По голубому озеру плывет.

Кто свел нас в это утро голубое, В дорогу кликнул в этот ранний час? И мы ль ласкаем ветер над тропою Иль ветер на тропе ласкает нас?

Ты в голубой ручей ногой ступила, И зкалко мне, что никакая сила

Не может превратить меня в ручей, Что крут овраг и дальше нет путей.

Цветам голубоглазым у обрыва Цвести не срок.

Но, оглядясь кругом,

Сорви сережку с ивы — будет ива Для нас с тобою голубым цветком. Поддев рогами солнце, олениха Застыла на рассветном берегу. А вдруг уронит солнце?

В балке тихой

Стою, пошевелиться не могу.

Но вот она мотнула головою — И солнце на спину скатилось ей; Сошла к воде тропинкой луговою, Глотнула алых трепетных лучей.

И прочь пошла сквозь дымчатые росы Вдоль лозняка, по прозелени трав, Черемухи серебряные косы

Ветвистым гребнем плавно расчесав.

О добрая красавица лесная,

Как оборвать мне выстрелом твой путь? Броди по тропкам, устали не зная, Живи — и песнею моею будь!

Слитно колокольчики звенят

Под луной на шее жеребят,

И в ответ звучит, высок и чист, В лунной роще соловьиный свист.

Необычен этот переклик, Точно он пригрезился во сне.

Ты, наверно, не поверишь мне — Да и жив ли он в словах моих?

Но нельзя не верить в то, что к нам Свет вернулся и весна пришла, — Так легко поется соловьям,

Так вокруг черемуха бела!

Я вслед гляжу, когда идет он мимо, И с гордостью, и завистью немой: Устанет он, но точно от любимой, С работы возвращается домой. Его одежда хвоей пахнет часто, Пожмешь ладонь—рука прилипнет к ней: Ведь иногда поднимется и на сто Столбов смолистых за день он, ей-ей!

В железных кошках, на серпы похожих, Взберется вверх, как белка, второпях — И пара перламутровых сережек У елей загорается в ушах.

Как молодухи, что несут в заречье На коромыслах воду вдоль села, Так ели, провода взвалив на плечи, Несут огонь, чтоб даль была светла. Не просто ток, а жизнь течет иная По проводам, что дал им человек. И стынут капельки смолы, сверкая, Как слезы радости, на елях тех.

ПОСЛЕДНИЙ ЛИСТ

 

Мила мне даль, что за ночь побелела, И этот снег, что бел, как молоко. Как будто светлое я сделал дело — И оттого мне дышится легко.

Давно ль терзала землю стужа злая И съеживалась голая земля, А нынче, плотно озимь укрывая, Пушистый снег ложится на поля.

И над безмолвием просторов белых С улыбкою счастливой я стою, Как будто шубу, шитую из белок, Я сам надел на милую мою.

Последний лист сорвался с чернотала, Кружась, упал на снег пушистый он. Давно зеленой краски в нем не стало — Выл к смерти желтый лист приговорен, Когда упал на снег пушистый он.

Настанет срок — и упадешь ты тоже, Как этот лист, лежащий невдали, И станешь на осеннем бездорорсье Частицею нехоженой земли —

Как этот лист, лежащий невдали.

И деревце пробьется понемногу

Изнпод земли, и в кроне наконец Заголосит окрепнувший птенец...

Кто выдумал, что смертен я? Ей-богу, Сказать такое может только лжец.

 

БЕЛАЯ НОЧЬ

 

московский
всадник

 

Будто после тягостной разлуки Прискакав и осадив коня, Озирает Юрий Долгорукий Город в голубом сиянье дня.

Шлем на нем все тот же, что когда-то, Тяжела кольчуга — ну-ка тронь!

Кажется, что гривою косматой Бурю, задрожав, поднимет конь.

Но не бойтесь — конь его спокоен, Меч лежит у всадника в ножнах.

Обнажит его бесстрашный воин Лишь тогда, когда заставит враг.

Сжав поводья левою рукою, Правою показывает он,

Где расти и крепнуть над рекою Граду, что Москвою наречен...

Прискакав — как будто из разлуки, Осадив горячего коня, Озирает Юрий Долгорукий Город в голубом сиянье дня.

О каменные плиты то и дело Дробятся волны — не вздремнуть Неве. Ночь белая, как будто голубь белый, Полощет крылья в теплой синеве.

Спит тихий город в белой колыбели, Лишь бронзовые всадники лйтят На скакунах послушных, как летели И день, и год, и век тому назад.

И снится им, как пламенеет небо, Как над рекой ползет блокадный мрак, Как мальчик, плача, просит ломтик хлеба И слезы замерзают на щеках.

Но думала о нем страна родная Все девятьсот ночей и дней, когда К нему спешила, устали не зная, По белой трассе ладожского льда. Был долгим бой, и подвигов немало Свершил народ, и память сохранит Средь прочих подвиг сыновей Урала, Бесстрашных и бывалых, как Шагит1. Встревожив душу, ночь уходит молча — Ночь парусов и голубиных крыл...

На невском берегу я этой ночью Пред земляками голову склонил.

 

'Шагит Худайбердин -                                         ‘,д|и 1 из руюводителей

революционного движения башкир.

Хоть сызмала неважно я пою,

А все ж, друзья, не расстаюсь я с песней:

Она в пути развеет грусть мою, Не буду одинок я на земле с ней.

От песенЛна душе у нас теплей,

В них столько света, нежности, тревоги!

Зовут они к себе, как ширь полей, Волнуют, словно горные дороги.

В них слезы предков, ночи долгой мгла, Отчаянье и горькое сомненье.

В них — добрая надежда, что жила В сердцах из поколенья в поколенье.

Века летели, песней становясь, —

Не потому ль их слава не забыта?

И отзывалась песнею не раз Девичья красота в душе джигита.

И мать поет ребенку своему,

Устало колыбель его качая, И дарит утро новое ему, Как песню звонкую, страна родная.

Ах, сердце, сердце, что ни говори, Не камень ты — покой тебе несносен. Тебя тревожат голоса зари,

И нежность зим, и одержимость весен

И счастья, заплутавшего во мгле,

И страсти, обжигающей, как пламя, От года к году ищешь на земле Ты все неутоленней и упрямей.

Ты — словно полноводная река, Что разлилась весною медоносной И не вернется в берега, пока Цветет земля и голубеют весны.

 

СЫНУ

 

СЕРДЦЕ МОЕ

 

Сердце мое — «ак древний курган, Свидетель ушедших времен.

В нем давних ночей промозглый туман И прадедов хриплый стон.

Сердце мое — колыбели сродни,

Началу безбрежных веков.

В нем мира грядущего светлые дни И правнуков звонкий зов.

Нашел ты шишку, у реки играя, И мне навстречу радостно бежишь. Была б игрушка только, а какая — Тебе, пожалуй, все равно, малыш. Играй, сынок!

Светло и жарко лето.

Пока ты мал, игра и есть твой труд.

А кем ты станешь — думать нам про это, И думы нам покоя не дают.

Чтоб вырос ты — мечтать нам и трудиться, Не знать порой ни отдыха, ни сна...

Ты с шишкою играешь — в ней таится Высокая, шумящая сосна.

Небесный свод — что зеркало: попробуй Разрежь стекло — не режется оно.

 

КАМЕННЫЙ

ЦВЕТОК

Потребуется тут алмаз особый, Да и стекло — не в каждое окно.

След прочеркнуть в полуночном тумане До звезд, что светят нам из вечной тьмы!

Мы чудо совершили: в мирозданье Зеркальное окно открыли мы.

Ракету провожаем мы — и немо Следим за ней, не отрывая глаз. И белый след прочерчивает небо, Как будто режет зеркало алмаз.

?2

 

звонко метит зимы.

 

Весна стихами

Тетради белые

И, как перо, летает ветер,

Будя долины и холмы.

Твердят стихи на зорьке алой

Ручьи и птицы там и тут.

И даже каменные скалы,

Оттаяв, слезы тихо льгот.

Мир — в красках, ярких и тревожных,

Он вешним гомоном согрет.

Весна — певунья и художник —

Не спит.

Не опи и ты, поэт!

ВЕСНА

С весной на крыльях к гнездам незабытым Вернулись голосистые скворцы.

Легко над речкой дышится ракитам, Ручьи звенят, как будто бубенцы.

И странно, что от вешнего рассвета Уж если я чего-нибудь да жду, То разве что улыбки горицвета И свиста соловьиного в саду.

Как будто все давным-давно знакомо

И новизны лишилось навсегда:

И грусть, и боль, и сладкая истома, И верность, и неверность, и беда.

Но хочется работать упоенно, Сил не щадя, без отдыха и сна.

И сердцу сокрушаться нет резона — Ведь как-никак, а на сердце весна!

ЦВЕТЫ

 

ГОЛОСА ЗЕМЛИ

 

 

 

На синюю траву пустив коня,

Я собираю ягоды в логу.

И бабочек не счесть вокруг меня, И сосчитать цветов я не могу. Кузнечики без устали свербят — И час, и два, и три часа подряд Натачивая косы добела.

Неужто им страда не тяжела?

И, облетая пестрый луг, ужель Пчела мохнатая не устает?

И у кого на свадьбе, словно хмель, Запенится ее душистый мед?

И отчего, березонька, не мил Тебе неомраченный небосклон?

Быть может, голову тебе вскружил Какой-нибудь беспутный ветрогон? Я каждой ветке задаю вопрос, Я каждый голос знаю назубок, И с каждой птицей говорю всерьез, И привечаю каждый стебелек.

И без конца я слушать их готов, В рассветной дымке приходя сюда, Как старую мелодию без слов, Что полюбилась раз и навсегда.

 

Люблю цветов веселые огни

На городских ухоженных газонах, Недаром избалованы они Вниманьем садоводов искушенных.

Когда я утром из дому иду

И возвращаюсь вечером с работы, Горят они у мира на виду — Медвяные, как солнечные соты.

Но стоит мне взгрустнуть — и в тот же миг На улицах и в скверах — поневоле Я вспоминаю о цветах других, Растущих на лугу и в росном поле.

Не оттого ль, что мылся, как они, Я под дождем, и вытирался ветрам, И в поле рос — просторном искони И на веселье не особо щедром?

Не оттого ль всегда они милей

Мне тех цветов, что светят над газоном, Что я в далекой юности моей Не раз их потом поливал соленым?

 

УТРО

КАМЕННЫЙ
ЦВЕТОК

 

Неверно чудо сравнивать со сказкой — И в жизни хватит места чудесам.

Что чудо рядом — веришь ты с опаской, Пока не убедишься в этом сам.

Однажды» по Москве бродя весною, Зашел я в выставочный городок, И невзначай возник передо мною, Подобно чуду, каменный цветок. Он был и ал, и желт, и фиолетов, Как радуга, что встала в вышине. Зажженный из уральских самоцветов, Живым цветком он показался мне.

И я спросил, волненья скрыть не в силе:

Где корень твой?

Как здесь расцвесть ты смог?

Чьи руки бережно тебя растили? — И мне ответил каменный цветок:

Мой корень там,

Где гор Уральских склоны, Их щедрая «раса во мне жива. Улыбка Родины — мой цвет исконный, И молодость ее — моя листва.

И буду я все краше год от года, И буду я у каждого в чести — Не зря такие руки у народа, Что камень заставляют расцвести!

Звезда земле последний шлет привет, Встречая розовеющий рассвет.

Встает земля, встает небесный свод — Все мирозданье ото сна встает.

Как птенчик, вылупившийся едва, Восходит солнце, светит синева, И реет трубный голос журавля, День благодатный встречному суля. Чтоб выпить радость солнечного дня, Я в путь пускаюсь, оседлав коня, Пускаюсь в путь, неловко расплескав Прозрачную росу с высоких трав. Искрящеюся влагой налиты, Встают голубоглазые цветы И утра доброго желают мне, Раскрыв ресницы в чуткой тишине. И звень рассыпал с ивовых ветвей, Как будто струны тронув, соловей. И утро, взяв в ладони эту эвень, Зовет страну в просторный, светлый день.

Ахияру Какимову

И огонь умеет плакать тоже! Только слезы капают из глаз Не на землю, сон ее тревожа, А взлетают к небесам, искрясь.

И часами не отходит ветер

От костра — прислужнику под стать, — Чтобы незаметно слезы эти Рушниками ночи утирать.

И мужчина плачет непреклонный! Только слезы — горькие подчас — Не мелькают по ветру бессонно, А на землю падают, светясь.

Так он плачет, чтоб тоской незримой Не смутить ни дальних, ни родных, Чтобы даже женщине любимой Невзначай не выдать слез своих.

В который раз день без толку прошел... Пройдет и жизнь — подобная мгновенью. Ведь это ты так на подъем тяжел, А время не удержишь, к сожаленью.

Оно умчит досуг никчемный твой, Звеня стрелой, горячей от полета. ...Свяжи его с упругой тетивой — Тревогой дня, кипящею работой.

И, на мгновенье замерев тогда,

Оно уйдет в пространство голубое, И унесет в грядущие года Все нынче совершенное тобою!

Наступит срок, друзья, все подытожит, — Уйду я в запредельные края,

И песни вам оставлю, и, быть может, В них тайна вам откроется моя.

Я небом был, паря под облаками, Я был землей, когда ходил по ней.

Я был огнем, когда пылало пламя, Я был водой, когда журчал ручей.

И настоящим был я, и грядущим,

И прошлым был в стремительном пути.

Так как же мне со всем расстаться сущим, Как от себя в небытие уйти?

Не может взрослый снова стать ребенком, Но детство — мир, всегда открытый нам, Как даль открыта радостным и звонким, Не ведающим устали ветрам.

И если хочешь ты в него вглядеться

И увидать, каков он изнутри,

То удивленными главами детства

Ты на него еще раз посмотри.

И все уйдет: усталость, боль и тяжесть, И ночь тиха, и вольно дышит грудь.

И если солнцу ты взойти прикажешь, Оно взойдет и озарит твой путь.

 

 

■■ ■ ■■ * *

 

ночь

 

Жду каждой ночи, чтоб уединиться, Читать, писать и думать в тишине. Лишь по ночам горит моя жар-птица И тянет крылья пестрые ко мне.

И огонек не гаснет до рассвета, И шум затих — покой и благодать! Тревоги дня, растаявшие где-то, Уже не могут мысли помешать.

Пусть ночь зовут безликою, но чаще,

Чем в суете мелькающего дня, Наплывом красок, радугой слепящей Мир по ночам расцвечен для меня.

Дыханье трав и голос птицы сонной — Все внятно мне в безмолвии ночном.

А днем, попав в водоворот стозвонный, Глаза и уши я теряю в нем.

День — это наши ноги, наши руки, Ночь — ясность мысли, трепетность души. Чтоб днем воспринимать цвета и звуки, Нам надобно прозреть в ночной тиши.

Последний раз, курлыча на рассвете, Летящий клин прочертит небосклон И унесет с собой осенний ветер, Как пенье труб, прощальный медный звон. И будешь ты со взгорка, над долиной, Следить, как тает караван вдали, Как будто сам за грустью журавлиной 'Летишь и ты, не чувствуя земли.

Как сладок путь, как тягостно прощанье! Но должен ты остаться и понять: Есть в песне журавлиной обещанье, Что с ней ты повстречаешься опять.

 

84

Lr - мд—

Желтые листки стихотворений Осень раскидала, разорвав. И читает ветер их осенний Над последней прозеленью трав.

Почему же люди, не читая,

Топчут их, как будто в свой черед,

Хмурая, студеная, седая,

Никогда к ним осень не придет...

 

J

Сегодня желтый, пасмурный рассвет. Куст облетевший вздрогнул и затих... Уходишь ты, остался только след Степной полыни на губах моих.

Молчит земля, молчит из края в край, Она — как ненастроенный курай, Как холод опустевшего гнезда, Покинутого птицей навсегда.

Не разомкнуть усталых, тяжких век, На сердце горечь — больше ничего...

О, жалок в этом мире человек, Когда уходит песня от него!

Лети по свету — ты свободна, птица, Сама себе дорогу выбирай.

Ты можешь к солнцу дерзко устремиться Иль облетать кругами дольний край.

Лети по свету — ты свободна, птица, Но только помни, развернув крыла, Что ты не за решетками темницы — Что ты в саду поэзии жила.

Лети по свету — ты свободна, птица, А час придет — ив выси голубой Тебе, быть может, вспомнится, приснится Цветущий сад, покинутый тобой...

Слова, что на слуху и на виду, Я торопливо в строчку не кладу: Коротенькая жизнь им суждена, Как пене, что волною рождена.

Пусть кажутся красивыми они, Безжалостно ты их перечеркни — Тем, что тебе досталось без труда, И дорожить не стоит никогда.

Ты землю перерой — за пядью пядь. Чтоб в ней крупицу золота сыскать.

Жемчужины, что озарят строку, Лежат на дне, а не на берегу.

 

КЛЕН

 

Выйдя из-за туч осенним днем, Видит солнце: старый клен — в печали. Листья пожелтевшие опали, Держится последний лист на нем.

Этот лист — зеленый, словно летом, — Прежнего тепла от солнца ждет.

Но его скупым, холодным светом Не согреет облачный восход.

Крепнет ветер, гулкий и студеный, По ночам искрится небосклон...

Умирать не хочет лист зеленый, Отцветать не хочет старый клен.

Дождь на исходе.

Все светлей опушка,

Белесый пар восходит от земли.

Тоскует одинокая кукушка,

И соловей безумствует вдали.

Собачий лай, заливистый и шалый,

До рощицы доносится едва.

Шумя как дождь, из-под листвы лежалой

Упруго выпрямляется трава.

Похож на винный терпкий запах лета

И сырости. Не спится, хоть убей.

И жаль, что молодость давно отпета,

И только память теплится о ней...

ЗАПОЗДАВШИЕ
ДОЖДИ

Небо хмурится тоскливо,

И, куда ни погляди,

День и ночь без перерыва

Все дожди, дожди, дожди.

Где, дожди, весной вы были,

Лили вы в крага каком, Когда здесь от знойной пыли Задыхалось все крутом?

Туч напрасно ждал я сизых — В душном мареве без вас Почернел я весь, и высох, И до времени погас.

Вам шуметь бы не под осень,

Вам, дожди, бы выпасть в срок, Чтобы сад был плодоносен, Чтобы в поле хлеб не лег.

...Будь, любовь, со мной в расцвете Дней моих, не приходи Пустоцветной, словно эти Запоздавшие дожди!

Все течет, все изменяется.

Гераклит

Нет весен, из былого возвращенных, Им, как реке, не обратиться вспять. Уж если родился на свет ребенок, Не будет вечно в зыбке он лежать.

Учитель твой свое исполнил дело — Ты сам кого-то учишь с давних пор. И первая любовь, что сердце грела, Погасла, как оставленный костер.

Напрасен спор с изменчивой судьбою, К истоку возвратился — ну так что ж? Хоть прежний брод лежит перед тобою, Ты воду из него другую пьешь.

 

ЗИМНЯЯ СКАЗКА

 

ОБЛАКА

 

Над речкой — блеклой, как полуда,

Над склонами издалека,

Бог весть куда, бог весть откуда, Плывут неслышно облака.

Их ветер прижимает к склонам,

К макушкам сосен вековых,

И сосны гребешком зеленым

С утра расчесывают их.

И с влажных прядей вдоль отрога

Стекают капли там и тут...

Как мысли, медленно и строго По кручам облака плывут.

Под лыжами поскрипывая, снег Рассказывает сказку мне.

II вслед за мной луна берет раз1бег — Без лыж в студеной вышине.

И тени падают наперерез,

И сосны стынут надо мной.

И хрустким снегом пахнет синий лес И первозданной тишиной.

Заботливо одел седой

Деревья в мягкие снега.

И дремлют звезды на ветвях берез, И тускло светят жемчуга.

Ты впереди бежишь — я, белокрыл,
Тебе летящий ветер рад.

Твои ресницы иней опушил И щеки на ветру горят.

 

Во сне иль наяву — сквозь полумрак

Уходит за верстой верста,

И я не догоню тебя никак,
Моя любовь, моя мечта.

 

ТАНТАЛ

Прошу тебя — сквозь дымку, на бегу,—

Ты разгляди лыжню мою,

Ты разгляди, как ночью на снегу;

Я написал тебе:

Люблю!

 

Леса и долы — все вокруг полно Любовью вешней, радостью и светом. Как жаль, что мне от века не дано Быть соловьем в цветущем мире этом!

В потоке жизни, в гулкой быстрине,

Я одинокою застыл скалою, И не находит отзвука во мне Певучий день, встающий над землею.

Бежит вода — все дальше от меня, Слова и краски пролетают мимо.

И, голову понуро наклоня, Стою я тяжело и недвижимо.

По горло погруженный в тот поток, Я изнываю от жестокой жажды.

Достать бы ковш Медведицы однажды • Все мирозданье я бы выпить мог!

 

стог

 

Дождь пройдет — и разойдутся тени. Может быть — кто знает наперед? — Лучшим из моих стихотворений Был и будет этот светлый стог?

 

Точно с крылышками за спиною,— На заре оставив разом дом, Муравьи, привыкнувшие к зною, Разбежались и снуют кругом. Облепили стебельки и корни — Каждый отличиться тут готов. Кто, окажите, на земле проворней И трудолюбивей муравьев? Выгибая крохотное тело, На себя они, весь день в пути, Тяжкий груз наваливают смело, Чтобы ровный холмик возвести. Небо, бирюзовое вначале, Хмурится.

Немного погодя, «Тап-тап-тап...» — упруго застучали Капли сероглазого дождя.

Г)рянул гром, и на лугу зеленом Дружно заспешили мы — под стать Муравьям усталым, запыленным,— Чтобы стог последний наметать. Вот он приосанился на славу, Выгнул грудь — и крепок и высок. Мы аркан метнули стогоправу, И глядишь — уже закончен стог. Только разве сено мы сложили, А не песню с солнцем пополам? Труд один дарует людям крылья, Поднимает дерзко к небесам.

 

41 4*

9 8

Ты проведи коня над темной бездной, Прижавшись боком к выцветшей окале, Стань беркутом, что падает отвесно Из поднебесья к дымчатой вемле. Над бешено ревущею рекою, К седлу пригнувшись и поводья сжав, Ты по мостку, что стрункой лег тугою, Не оступившись, пролети стремглав. И высь над Куткантау1 прояснится, И камни, что слоями залегли, Как древней книги вещие страницы, Тебе откроют прошлое земли.

И дуб расскажет на холме пустынном, Ка« цепко он корнями в землю врос, Как поднялся ветвистым исполином, Ни стужи не боящимся, ни гроз. И песня будет звонкой и широкой, И душу распахнет перед тобой, Коль ты придешь к ней не чужой дорогой, А нетореной, собственной тропой.

'Куткантау — гора в Башкирии.

Бывает так, что счастье слишком поздно Тропу находит к дому твоему.

Но раз уж человек для счастья создан, Ты счастья ждешь наперекор всему.

Ты счастья ждешь, а время — ногу в стремя, Мелькают дни и молодость не ждет.

Никто остановить не властен время, Безудержно летящее вперед.

Но веришь ты: взойдет заря, не застя Лиловой тучей счастья твоего.

...Вся жизнь моя — упрямый поиск счастья

И возвращенье к дому без него.

Делиться не давай себе труда

С самовлюбленным радостью горячей: Твоя удача для него беда,

Зачем травить его своей удачей?

Он глух — твоих он не расслышит слов, Он слеп — к тебе он в сердце не заглянет. Ты исповедаться пред ним готов, Но он твоим духовником не станет.

Кто сам себя безмерно любит, тот Другому не откликнется душою И — что такое радость — не поймет, Коль не согрет он радостью чужою.

Бывает, встретишь девушку такую, Что только ахнешь восхищенно ты. Глядишь ей вслед и чувствуешь, тоскуя, Что до нее тебе — как до звезды.

Ты будешь вспоминать о ней, вздыхая, И видеть по ночам, хотя и сам Давно ты знаешь: женщина другая Тебя ревнует даже и ко снам. *

Ты будешь говорить о чем попало, А про себя, тайком, мечтать о том, Как та, что невзначай околдовала,

С тобой сидит за свадебным столом.

Но только гостем быть тебе придется На том пиру — так пой о ней, любя! Мечта уходит — песня остается,

А разве песни мало для тебя?

 

КЛАД

 

СОЛНЕЧНЫЙ

дождь

 

Отвесный доҗдь и солнца овет.

Дождем струится солнце — просто диво!

Ты видишь — я тебе в ответ Сквозь слезы улыбаюсь молчаливо.

Любовь желанная моя —

Свети мне, солнце, сердце согревая!

Беда незваная моя —

Томи мне сердце, непогодь лихая!

Пусть в небе голубым огнем

Играют молнии над мглою зыбкой,

И катится тяжелый гром,

И слезы льются, и дрожит улыбка.

Отвесный дождь и солнца свет,

И если вспыхнет радуга, быть может,

То пусть она, как четкий след, Меж нами мостик выгнутый проложит!

Идешь ты к дому, девушкачгеолог, Был и сегодня путь твой крут и долог. Идешь ты с грузом или налегке?

Что у тебя в заплечном рюкзаке?

Всё на пути — обрывы и ухабы, А клад бесценный спрятан в глубине. Куда быстрее ты его нашла бы, Когда бы в сердце заглянула мне!

 

Мы с детством расстаемся без печали, Веселых лет бездумно не ценя.

О детство, восседай в забытой дали На спивке деревянного коня!

И молодость, как детство, быстротечна, Но как для нас разлука с ней трудна!

О молодость, дружи со мною вечно — Ты будешь мне и в старости нужна!

 

КТО О ЧЕМ

Крылатый мой! — трубит мне небосвод.

Мой жадный! — ручеек журчит в горах.

Неутомимый мой! — земля поет.

Мой недруг! — хмуро произносит враг.

Ты брат мне! — соловей звенит ночной.

Ты волен! — овищет ветер допоздна.

Ты друг мне! — говорит язык родной.

Защитник мой! — зовет меня страна.

Ты одинок! — луна грустит в окне.

Мечтатель ты! — ей звезды вторят в лад.

Все хорошо. Одно досадно мне:

- Ты стар! — смеясь, мне девушки твердят.

ТЕНЬ

До гроба человек неотделим

От собственной, идущей рядом тени.

Она повсюду следует за ним, Не отпускает даже на мгновенье.

С утра она хозяина длинней, Как будто он бессилен перед нею.

И к вечеру она его длиннее, И снова он бессилен перед ней.

С утра он не окреп еще, видать, И до предела вымотан он к ночи.

Лишь в полдень свой он может приказать, Чтоб стала тень послушней и короче,

мои щит

От века ночь и день между собой

Ведут непрекращающийся бой.

Ночь замахнется выгнутым клинком — День заслонится солнечным щитом.

Так, сжав клинок, перед началом дня Во мгле подстерегает смерть меня.

Но, солнечными песнями храним, Смеюсь я над клинком ее кривым.

Коль песня родилась на белый свет, Пусть каждый будет песней той согрет, И пусть она, бессрочно молода, Забвения не знает никогда.

В том песни этой подлинная суть — Чтоб человека аваль в далекий путь, Чтоб гимн звучал со временем Б лащу — Гимн поиску, дерзанью и труду.

И даже безучастный ко всему Взволнованно откликнется ему, И устыдится лености своей, И выйдет в путь, приветствуя людей!

И лучшее, ненайденное слово,

И лучший день — все будет, дайте срок. Взойдет заря торжественно и ново, И праздник слова ступит на порог.

И если конь, вперед меня неся, Падет, пути не выдержав впервые, И мне попасть на праздник тот нельзя — Меня на нем заменят молодые, Со мною не знакомые друзья.

Пусть не судьба мне путь найти к их дому - Помянут все ж добром они меня За то, что честно языку родному Служил я, чистоту его храня.

Как радости не ведает предела

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Над первенцем склонившаяся мать, Так счастлив ты, свое исполнив дело — Стихи сумев, как надо, написать.

И целый мир, чтоб сердце не остыло, Готов обнять ты разом, всё вокруг Тебе в ту пору дорого и мило,

И каждый встречный — закадычный друг.

Без вечного горенья, светлой цели

И творчества — безлик и сер твой путь. Кто б ни был ты, товарищ, в каждом деле— Желаю я тебе — поэтом будь!

СТРУНА

По очевидной для него причине

С укором говорит приятель мне:

— Как ни старайся, ты — не Паганини, А все иираешь на одной струне.

Бее — про язык да край свой, будто мало Тем на земле — ты оглядись кругом! — Но старая струна не отзвучала, А ДРУГ, похоже, сделался врагом.

Одна струна!

Но от души народной

Идет ко мне ее тугая нить.

Сто струн других, по'рвись она сегодня, Ее бы не сумели заменить.

Ей равных нет — спасая от кручины, Она сверкает, радуге под стать.

Я — не паук, что нить для паутины В любом углу готов себе соткать.

Звучит струна, столетья окликая, И думаешь: в былые времена Для Пушкина, Шевченко и Тукая Была священна эта же струна.

Одно над нами солнце, но предела Нет свету, побеждающему тыму. И песня соловья не надоела Мелодией привычной никому.

Родимся мы на свет и умираем, Заметь себе, не сто — всего лишь раз.

Простор, что мы зовем родимым краем, Один у нас, язык один у нас.

Мне переборов сотни струн дороже Одной струны неповторимый звук.

А остальные девяносто девять... Что же, Оставь их при себе, мой строгий друг.

ЮРЮЗАНЬ

Я ищу тебя за дымкой зыбкой, Юрюзань, — явись мне на глаза! Пусть меня качает, словно зыбка, Волн твоих живая бирюза. Чтоб увидеть, как, вставая ало, Солнце красит землю кумачом, К спелым зорям из груди Ураша Голубым пробилась ты ключом. Вспыхивает радуга дугою,

И простор в цвету — куда ни глянь, И, ни сна не зная, ни покоя, По камням ты скачешь, Юрюзань.

То петляя, как напев курая,

То подковой выгнувшись, — для нас На бегу ведешь ты про Юлая И про Салавата свой рассказ.

На веку встречая я рек немало — Жажду можно утолить везде. Только мне чего-то не хватало

В их — прозрачной, как твоя, — воде. Зря искал разумного ответа Я у рек нездешних много лет. Юрюзань, отвеггь ты мне на это, Подскажи ты мне, чего в них нет. Может — дня, когда, не чуя боли, Мать в изнеможении тупом Пуповину мне в пшеничном поле Острым перерезала серпом?

Может быть, тем рекам не хватало Радости ее, когда меня, Улыбаясь, мать у чернотала Первый раз сажала на коня?

Или им той песни не хватало, Что предутреннюю будит рань На земле, где ты берешь начало И выходишь к людям, Юрюзань? Я хочу, чтоб, прибавляя в силе, Волны сердца моего бурлили И, смешавшись с солнцем пополам, Как они, дорогу проложили К звонким человеческим сердцам.

 

г-----

БАЛЛАДА
О САЛАВАТЕ

 

' К а х ы м-т у р э — легендарный полководец, стоявший во главе башкирских полков при взятий Парижа русской армией а 1814 г.

I |9

 

Скульптору С. Д. Тавасиеву

Коня лихого осадил он круто,

Прервав на миг стремительный полет, И сквозь века бросает клич, как будто Войска свои к бессмертию зовет.

Он озирает их с горы высокой —

Поэт и воин, доблестный джигит.

И молнией, таящейся до срока,

В ножнах клвнок отточенный лежит.

Язык, что зло смеется над врагами, Бессилен вырвать изо рта палач, И мстительный огонь в глазах, как пламя Сожженных сел, И гневен и горяч.

И пусть цари запрут его в темнице, Сошлют туда, где холод зол и лют, — Клеймо на лбу навечно сохранится, Но цепи Салавата не согнут.

Чтоб знаменем свободы на рассвете Вставало солнце, разгоняя тыму, Летит он в бой, летит через столетья К земле своей, к народу своему.

I IX

Сто раз рассек он спину крутояру,

Сто рек осилил, смерти не боясь, И вражеские рати, как отару, Он на лету перерубил сто раз.

В чужой земле его осталось тело, Костями белыми обняв ее, Но имя грозно на устах гремело, Сражалось за отечество свое.

Колда ворвался в пламени и дыме Кахым-аурэ! в Париж, неустрашим, — Как ратный стяг, сверкало это имя С летучих копий прадедам моим.

Когда вручал, готовый к битве правой, Рабочий Петроград нам красный флаг, Клинок батыра — дедовская слава — Звенел на древних Пулковских холмах.

И ожил конь — любимец Салавата, И над землей запел его курай, Когда по долгу верного солдата

На бой с фашизмом встал мой вольный край.

Как Агидель не остановит воды И никогда не обратит их вспять, Так никому вовек у нас свободы И песен Салавата не отнять.

 

 

Единство наше враг сломить не в силе Перед царями в самый трудный час Мы головы покорно не склонили, Кто голову склонить заставит нас?

Несет скакун сквозь годы Салавата — За Пугачевым он летит вперед И за собою, клятве верный свято, Родной народ к бессмертию зовет.

 

МАЯК

 

Как острое копье, венчая горы, Стоит маяк.

Волненья не тая,

Окину взглядом сверху я просторы: Как на ладони, Родина моя.

Блестит, как сабля, Юрюзань, и селам Легко ее держать за рукоять.

И, горы оседлав,'к знакомым долам Не устает мой Аркаул' скакать.

Но саблю — в ножны 1

Скошен луг медовый,

И звонок лес, и нет полней зерна.

Пусть наша сторона на вид сурова — Для нас, как мать, всегда добра она.

Каи Амина[3] [4], тут девушки чудесны, Как Салават, батыры крепки тут, И широка душа земли, как песни, Что люди испокон на ней поют.

Края иные долго помнить буду: И юг мне люб, и север дорог мне.

Но с крутизны маяк тогг отовсюду Зовет меня к родимой стороне.

 

ГОСТИНЕЦ

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ

 

Желанному гостинцу из села

Ты будешь, безусловно, рад душою, Особенно коль мать к нему смогла И письмецо добавить небольшое.

Чего в посылке нет!

И пряный мак,

И гусь, застывший в царственном величье, И мед туда положен, и чак-чак, Лишь молоко отсутствует в ней птичье.

И рукавицы вязаные тут,

И масло, что 3aBqpHyro в газету.

И пусть друзья смешным меня сочтут, Но и газету прочитал я эту.

Хотя фанерный ящик невелик,

Но уместилась вся моя земля там, Как будто край мой за единый миг На скакуне я облетел крылатом.

Прошу, друзья, урвав свободный час, Ко мне на пир: с далекого Урала

Мне звон ручьев, и запах влажных трав, И голос гор в посылке мать прислала.

Все ближе, ближе к дому — поезд скорый Летит вперед.

Опять со мною горы,

Леса мои, и степи, и сады, Без них я — словно рыба без воды. «Тук-тук...» — не молкнет сердце, и колеса Стучат: «Тук-тук...», и светят зеленя, И провожает, чуточку раскоса, Мгновенным взглядом девушка меня.

В руках ее тяжелая лопата,

У ног — кайло.

Который день подряд

Вдоль полотна с утра и до заката Песок и камень женщины долбят. Пожалуются вслух они едва ли, Но до того, чтоб облегчить им труд, Чтоб ссадин руки женские не знали, Мужские руки скоро ли дойдут? Нет для меня мучительней вопроса, Когда через окно гляжу вокруг.

«Тук-тук...» — стучат без умолку колеса, И сердце отвечаегг им: «Тук-тук...» Бросает девушка цветы вдогонку — Ей некому дарить, наверно, их.

Но падает охапка на щебенку И гибнет под составом через миг. Не так ли он погиб за мглою зыбкой — Солдат ее, под град свинца попав?

 

И, слезы выплакав, она с улыбкой Глядит на пролетающий состав.

О, сколько девушек таких — навеки Любимых потерявших в дни войны! От горьких слез у них опухли веки, От слез их жгучих степи солоны.

Зимой на фермах, летом в росном поле И на кочевье их увидишь ты.

Нет на земле, быть может, злее доли, Чем вдовья скорбь и слезы сироты.

Не забывай войны, не будь жестоким, Не спрашивай:

Где твой отец, малыш? —

Ребенка растревожишь ненароком

И горе матери разбередишь.

Ушла страда, но след ее проклятый Запал в сердца и ранит тяжело.

И не разрушит этот след лопата, И острое не вырубит кайло.

И я не замечаю, как навстречу

Бегут ко мне березки по заречью,

И сердце требует, не зная сна:

Всечасно помни, возвращаясь к дому, Про этот путь, про горькую истому, Про все, что вынесла твоя страна!

 

ОДНОСЕЛЬЧАНЕ

 

Я снова дома.

Все иначе тут:

И новы улицы, и песни новы.

Почновому и сеют здесь и жнут, И строить жизнь по-новому готовы.

Немало троп торить нам здесь пришлось, Но люди жить по-новому привыкли:

Летит на мотоцикле водовоз,

Коров пасет пастух — на мотоцикле.

Радисты и монтеры здесь в цене,

И, радуясь счастливой перемене, Девчонки, что родились не при мне, Поют по вечерам на клубной сцене.

Захир женат на русской — мой сосед, И стала Фарзана женой киргиза.

И мать моя уже на склоне лет

Взялась под стать студентке за «Иргиза»[V].

Как будто, примешав к воде муки, Село мое похлебки не хлебало, Ни горестей не знало, ни тоски И с давних лея-,

От самого начала,

В достатке неизменно пребывало.

Чтоб вспомнить вкус похлебки той, Не прочь

Я и сейчас ее отведать снова.

Но отошло минувшее, как ночь, И все вокруг волнующе и ново.

И только будят петухи восход По-прежнему,

И солнце в свой черед

Садится на насест в часы заката,

И месяц дремлегг,

И в праве кует

Судьбу свою кузнечик, как когда-то.

И перепелка врет, что худо ей, Когда, не видя звезд на небосклоне, Траву в ночном пощипывают кони И колокольчики звенят слышней.

И ты, кукушка, снова, как бывало, Кукуешь утром.

В трудные года

Как многим жизни ты не досчитала, И скольким не прийти уже сюда1

Мне аксакалы говорят:

- Ну что же,

Добро, что возвратился ты назад,

В село свое... —

А те, что помоложе,

На гостя с недоверием глядят:

В село вернулся, дескать, он в надежде Здесь отдохнуть и укатить опять.

Но я, друзья, такой же, как и прежде: Я вырос здесь — и здесь мне умирать.

Былая не потеряна сноровка —

Глядите-ка: тяжелую копну —

Поддев ее, как встарь, на вилы ловко, • К вершине стога запросто взметну.

Вам сомневаться в земляке не надо —

Не подведу вас до скончанья лет.

ВЫ _ боль моя, и песня, и отрада, Вы — глаз моих неомраченный свет.

 

Земля моя, здравствуй!

Бежит Юрюзань мне навстречу, Встает Каратау в вечерней сиреневой мгле. Здесь шел я когда-то с блескучей косой

по заречью, Валялся ничком на уставшей от зноя земле.

Мне снова бы с песней на скалы забраться, как

в детстве, Мне б кинуться в травы, дурманные после грозы, И просто от счастья до боли в глазах нареветься, До тяжкого вздоха, до самой последней слезы. Готов улететь в темноту без узды и седла я — Распутать бы только стреноженного коня — И мчаться к опушке, на полном лету разрывая Заслон из березок, летящий в упор на меня.

Чтоб ветер хлестал по горячим щекам до рассвета, Чтоб били наотмашь зеленые руки ветвей За то, что так долго, бродя по немилому свету, Не мог я вернуться к земле незабвенной своей.

 

Спешу я к дому, путник запоздалый, В родной аул — не близко мне идти. Ни горные потоки, ни обвалы Не смогут задержать меня в пути. Но все вокруг объято тишиною, Луна восходит медленно в зенит И в поздний час о чем-то надо мною С пшеничным полем тихо говорит. Колосьям впару до земли склониться На тонком стебле — ноша нелегка. Чуть слышно дышит спелая пшеница — В ней аромат парного молока.

Не видно полю ни конца ни края — Все в золотистых усиках оно.

Я шелушу колосья, выбирая, Как глазки голубиные, зерно. И говорит пшеница мне густая:

Взрастить меня — тяжелый это труд. Тебя не вижу в поле никогда я,

Не зря ли ешь ты хлеб, созревший тут?— И твердо отвечаю я:

Давно ли

Здесь первая сверкнула мне заря? Покуда жив — пою я это поле, И потому свой хлеб я ем не зря!

РОДНОМУ КРАЮ

 

Воистину прекрасны синь морская, На кручах поднебесных вечный лед, Но для меня тепла родного края В их пышной красоте недостает.

И я на берегу, у волн бессонных,

У древних скал, отвесных, как стена, Задумчиво стою, как жеребенок, Отбившийся в пути от табуна.

Светлеют палымы, знойная долина — В цветущих кипарисах, но вдали Мне видится уральская калина, Меня зовут степные ковыли.

О, как нужны мне нежность горицвета, Душицы запах, голоса берез, Раздольно колосящееся лето, Ладони обжигающий мороз!

Чужие песни часто повторяю, Любви к далеким землям не таю.

Но только моему родному краю Я безвозвратно сердце отдаю.

Я точно вышел из пещеры темной — Сверкало солнце, не щадило глаз. Пропала дымка над листвою дремной, И с небом голубым земля слилась.

И на холме, нарядна и вихраста, Как встарь, березка высилась вдали, — Ты по грибы туда ходила часто, Твои следы там землю оплели.

По ним искал я тусклый свет былого;

Хоть потерял — быть может, на беду, - Тебя давно я из виду, но снова Была березка наша на виду.

И показалось мне на миг, как будто

И не березка вовсе — это ты Взошла одна по косогору круто, Ко мне приревновав свои следы.

И было все вокруг еще дороже

Мне, вспомнившему детство, в этот час. Пропала дымка, день вставал погожий, И с небом голубым земля слилась.

 

РЖАНОЙ ХЛЕВ

 

ПОВАР

 

 

 

Мой стих с горчащим привкусом полыни — Как будто подгоревший хлеб ржаной.

Не сдобен ты — ни маку нет в помине В тебе, мой хлеб, ни пряности иной.

Тебя золой и углем обжигая, Жизнь припекала так же, как меня. Не легок ты, но я тебя слагаю, И без тебя мне не прожить и дня.

Мой стих — мой хлеб, и это не причуда — Крепка незримая меж нами связь.

Нет ни покоя мне, ни сна, покуда Творю его, от мира отрешась.

Но на дорогах жизненных, быть может, Когда невмочь идти во мгле ночной, Стать снова сильным путнику поможет

Мой стих — мой падгоревший хлеб ржаной.

 

Повар нам уху сварил такую!

Кто ее отведает, ей-ей, — Ошибиться, право, не рискую, — Тот язык проглотит вместе с ней.

Ставил с ночи, бороздя излуку, Он на пескарей свой перемет И не знал, что окуней да щуку В перемете на заре найдет.

Котелок он в утреннем тумане

Над костром повесил — благодать! Зачерпнув воды из Юрюзани, Над ухою стал он колдовать.

Горный лук, и листья мяты спелой, И щавель — все было на лугу.

Даже песню, что окрест звенела, Мудрый повар положил в уху.

Косари не зря дивились силе, Что в ухе таилась наяву, — Так легко потом они косили Влажную, упругую траву!

 

ЖЕРЕБЕНОК

 

По раздолью трав зеленых • Аж захватывает дух! — Скачет стеоью жеребенок, И ликует все вокруг.

Он бежит и ветер ловит — Только звон изцпод копыт, А ужалит в спину овод — Мелкой дрожью задрожит.

Подрастет, сильнее станет Иноходец вороной, И черед ему настанет Познакомиться со мной.

Напою его водою, Накормлю его овсом

И помчусь на нем стрелою, Точно стал я невесом.

И в полете этом звонком Чуть примяв в степи траву, Жеребенка вороненком Я, как в детстве, назову.

 

Слипаются глава.

Закрыв округу,

Сгущается безветренная мгла.

Как будто не давая спать друг другу, «Тяни-тяни...» — кричат перепела.

Трещит костер, дразнящим ароматом Уха, вскипая, наполняет дол.

Блестит луна над клевером несмятым, Как над костром подвешенный котел.

Безмолвны дали.

Тополя, внимая

Забытой сказке, смотрят в старину.

Лишь диких уток вспугнутая стая Порою нарушает тишину.

Столетья пролетят, как птицы эти, Поблекнет сказка.

Только мнится мне,

Что слушать буду и через столетья Я сказку ту в полночной тишине.

На горном склоне в тихий час рассвета С тобой траву косил я первый раз.

Ты помнишь, мама, помнишь утро это, Встречавшее распевом птичьим нас?

Кукушка за рекой, что лентой вьется, Прокуковала годы на авось.

Ты наточила мне косу, и солнце На маленькой косе моей зажглось.

С улыбкой затаенной шла ты рядом, Следя за взмахом неумелых рук, И ободряла молчаливым взглядом, И руки крепче становились вдруг.

Ты помогала добрым мне советом:

— Бери, сынок, поуже полосу, А размахнись пошире и при этом — Смотри — о камень не ударь косу!

И слушал я тебя, и постепенно Проворней делалась моя коса.

И вкусно пахло луговое сено, И падала студеная роса.

И ты, кивая головой, глядела,

Как круче становился каждый взмах, И у тебя невольно то и дело Слезинки выступали на глазах.

Вздыхала ты, шагая в ряд со мною: — Отец бы увидал тебя сейчас 1 — Но были мы разлучены войною, И был давно отец вдали от нас.

И я не знал еще, какие муки Сносила ты, тоскуя и любя, Что все умела делать ты, что руки Из золота отлиты у тебя...

 

ПАСТУШОК

Прости меня, мальчонка босоногий:

Я растревожил боль далеких лет.

Но как не вспомнить старые дороги, Встречая вместе розовый рассвет!

 

Над степью месяц пас козлобородый Отару звезд, подобно чабаиу.

И лег он незадолго до восхода, На горную свалившись крутизну. И вились волокнистые туманы У звезд из-под копытец золотых. И замечтались горыЛеликаны, И ветер над ущельями затих. И острыми лучами, как ротами, Пробило солнце предрассветный мрак. И пастушок на зорьке, в птичьем гаме, Коров колхозных выгнал на большак. Потом, остановись за косогором, Закинув руки за голову, он

Глядел в зенит тревожным синим взором И солнце пил, лучами ослеплен.

Над ним все ярче небо розовело, А он стоял, не слыша, как тайком Облизывает вете(р то и дело Его бешмет коровьим языком. И на отца — бывалого солдата — Мальчишка в эту пору был похож.

И путь его — с утра и до заката, И день его нелегок, хоть погож. Он трудится, как надо, честь по чести, Щцет писем с фронта, затаив тоску.

Но солнце на закате с черной вестью Придет, померкнув, нынче к пастушку..,

УФИМСКИЙ

ВОКЗАЛ

Равилю Бикбаеву

Что грусть воспоминаний воспаленных Для тех, кто юн?

Им рано жить былым.

Порою капли наших слез соленых Покажутся водою пресной им.

А я грущу, Уфа моя родная,

По старому вокзалу твоему, Слезой соленой медленно стекая По улицам разросшимся к нему.

Нет прежнего зеленого вокзала, Что молодого Ленина видал.

Совсем другой, каких в стране немало, Стоит теперь на площади вокзал.

Тот, старый, был как памятник былому, К далеким зорям возвращавший нас. Мы зря, видать, дома иные к слому Приговорить торопимся подчас.

Да мне-то что?

Я не из тех, пожалуй,

О ком припомнят через много лет.

Но жаль, что на путях к тому вокзалу И мой невозвратимо стерся след.

Я не забыл еще, как в горле комом В голодный год стояла лебеда,

Как в сноп тяжелый, разлучая с домом, Вязались тропки — туго, навсегда.

Я помню, как, разуты и раздеты, Под стук колес, тащивших наш состав, С вагонных крыш на ржавые рассветы Глядели мы, замерзнув и устав.

Свои у нас, мальчишек, счеты были, И спор вскипал, и нож в руках мелькал.

Но нам казалось — обрели мы крылья, Когда Уфимский встретил нас вокзал.

Проникнутый тревожной теплотою, Не осуждал его безмолвный взгляд Наложенной на нас лихой бедою Мозаики из множества заплат...

Давно прошла пора страды военной,

Но если позовет когда-нибудь

И нас труба — правдивым, сердце, будь: Хотело б ты, чтоб старый, незабвенный Вокзал Уфимский провощил нас в путь.

РАССКАЗ СОЛДАТА

Конь мой рыжий с белою звездой, Отчего поник ты головой? Иль не стало в яслях ячменя? Истомилось сердце у меня...

Из башкирской народной песни

Хоть на войне, давненько это было, Однако, братцы, помню, как сейчас: Однажды к ночи рыжая кобыла Ожеребилась во поле у нас.

А в поле том и стужа, и ненастье, И жеребенку бы пришел конец, Да, знать, ему на счастье, в нашей части Служил Шахбаз — потомственный кузнец. Лошонка принял он, как повитуха, Он шерстку гладил теплою рукой.

В орешнике, где ветер бился глухо, Сумел он хворост отыскать сухой.

Костер неторопливо разжигая, Устало приговаривал Шахбаз:

— Не трусь, мой милый, непогодь лихая Не одолеет ни тебя, ни нас.

Придет пора — травы наешься вволю, Тогда мы подкуем тебя, малыш, И ты стремглав по вешнему раздолью, Перегоняя ветер, полетишь.

А вгарочем, что ж я, '— разве это дело: Пока тебе согрел я правый бок, На левом шерстка вся заиндевела, — . Давай зажжем еще костер, браток! — И полукругом заструилось пламя, И стало жеребенку веселей, И жадными зачмокал он тубами, И потянулся к матери своей.

Весь рыжий он — лишь звездочка, как мелом, На грудь нанесена.

Бойцы стоят

Вокруг него, а в полушубке белом Под свист метели подошел комбат. И вроде мы не виноваты, братцы, А на комбата глянули — сердит! Снег отряхнул.

Не время заниматься Развитьем коневодства... — Говорит.

Но на лошонка посмотрел — и будто

Оттаял наш комбат:

Добро... Не грех

Коню помочь в тяжелую минуту, Война, гнедой, — она война для всех. Меня не бойся — я тебя не трону.

Машина за продуктами сейчас Уходит ко второму эшелону — Эвакуируй жеребца, Шахбаз! — Заулыбались мы, хотим поближе Все разом к жеребенку подойти.

А он глядит на нас — смешной и рыжий, Со звездочкою белой на груди.

Дно кузова устлали мы соломой, Шахбаз шинелью жеребка накрыл И затемно дорогою знакомой Отвез его в деревню — ближний тыл. А воротясь, поведал он солдатам:

Пристроил я надежно сосунка.

Большой табун в колхозе — малыша там В обиду не дадут наверняка.

Он крепко в душу мне запал, ей-богу, Все вижу белую его звезду.

Где б ни был я, а в тот колхоз дорогу — Настанет время — снова я найду.

 

то

 

Одержим долгожданную победу — И за работу я возьмусь свою, И к жеребцу хоть на день да приеду И сам его на славу подкую... — Мы знали, что Шахбаз не из болтливых, На ветер не бросает слов Шахбаз, Как зря не посылает стрел строптивых Тот, у кого остер и верен глаз.

Но даже самое святое слово, Ценимое в любые времена, Порой неотвратимо и сурово Умеет перечеркивать война. И, может, не успел мгновенной боли Почувствовать Шахбаз, когда в бою Он, обагрив завьюженное поле, За перевалом встретил смерть свою. Лежит кузнец в долине закарпатской, Не встать ему с зарею никогда. Недвижно над могилою солдатской Алеет пятвкрылая звезда.

А жизнь идет.

Она — в дороге дальней, Что испокон открыта перед ней, В пыланье горна, в громе наковальни И в топоте подкованных коней.

Двадцать лет — ни много, ни мало — С тех пор, как отец не пришел с войны. Сколько кукушек откуковало, Откуковало от той весны!

Земля на холмах проросла медуницей, Не встать, не пройти по траве отцу. Почему же маме все так же снится, Что он стоит, прислонясь к крыльцу? Вот и сегодня, вздыхая тяжко,

Она рассказывает свой сон:

— Те же на нем сапоги и рубашка...

Даже лицом не меняется он...—

О, страшные сны — на исходе ночи, Раненой памяти вечный зов!

И только зубы сжимая молча, Мы продолжаем дела отцов.

Двадцать лет — по путям, обожженным Ночными слезами, — за шагом шаг... Пусть никогда, никогда своим женам Мы не приснимся так!

 

Л

Д.

:?

 

I                .

ПОСЕВНАЯ

 

Осенний гром рокочет так лениво, Как будто рвет гнилой лоскут шутя. И, словно пыль, от линии разрыва К земле струятся ниточки дождя.

 

По вырезным, как звезды, листьям клена

Он гулко барабанит, — он готов

Залить рябины уголь раскаленный, Обить напрочь пламя желтое с лесов.

 

Но угли разгораются в тумане, Дождю наперекор их жар лучист. И пламя мечется, и все багряней Кленовая звезда — дрожащий лист.

 

Идет посевная, и мне ни минуты Прожить в эту пору нельзя без тревог.

Я с теплой кровати срываюсь, как будто Горящей цигаркою пальцы обжег.

Луна, как краюха, висит над стрехою, И глаз не могу я от звезд отвести: Рассыпала полночь небрежной рукою Зерно золотое на Млечном Пути. Ия в темноту вывожу вороного, Поспешно седлаю коня во дворе, И в поле ночное гоню его снова, Гоню его снова навстречу заре.

Чтоб знать,

Не к дождю ли нахмурилось небо,

Чтоб чувствовать,

Пашню завидев вдали,

Томительный запах домашнего хлеба От влажно дымящейся вешней земли. В редеющем мареве, В дымке туманной,

Под слабыми искрами гаснущих звезд Гремят, как могучие трубы органа, Тревожные струны продольных борозд. Я музыкой этой наполнен до края, И эхо звенит, словно ветер, в ушах.

Не так ли от клавиш,

Виски отирая,

Вставал на рассвете измученный Бах?

 

 

СУЮНЧЭ1

...Ребята работают — лучше не надо, Им помощь моя пригодится навряд.

И все же гоню вороного в бригаду — А что, если нет табаку у ребят?

 

Настигнутый летящим с поля зовом, Зерно ты бросишь в землю по весне, Чтоб вызрело в тепле и тишине И колосом взошло оно вершковым.

Тот колос полновесный наделен Твоим волненьем, радостью твоею. И хочешь ты, размяв его, скорее Попробовать на вкус — хорош ли он?

Ты злишься, коль зарядит дождь горючий - Да кончится ли он когда-нибудь?

А в зной готов ты дождевые тучи Своим дыханьем к полю притянуть.

О хлебороб!

С надеждой еокровенной

Ты смотришь неспроста из века в век, Как отвоевывает у вселенной Бескрайние просторы человек.

Настанет срок — нам небо подчинится И будет добрым и покорным впредь. Дождю прикажешь — напоит пшеницу, Прикажешь солнцу — землю станет греть.

1 С у ю н ч э — подарок      человеку,      принесшему      добрую

весть.

Мы сеем звезды, всходы ожидая, И встанут всходы, людям взор слепя.

— Пляши, агай! — окажу тебе тогда я И суюнчэ потребую с тебя.

Земля вокруг чернымЛчерна, Как струнки, борозды на ней.

Она ядреного зерна

Ждет с каждым часом все сильней.

Склоняюсь к ней, пройдя межу, И струны пробую рукой.

И кажется, что хлеб держу — Лучей отвесных сноп тугой.

Ложатся на мою ладонь

Крутые годы и пути.

И песня — гголько струны тронь! — Готова птицей ввысь уйти.

 

Г

 

Голубые борозды взрывая, Ветер распахал простор морской. Чаек несмолкающая стая

Кружит над волнами день-деньской.

Точно поле густо 'колосится —

Под лучами солнца, поутру, Как колосья золотой пшеницы, Гребни волн склонились на ветру.

И, спеша, выходят рядом с нами, Как на жатву, в море корабли.

И маячут белыми конями Паруса упругие вдали.

Если б не стояло перед взором

Поле, согревая и маня, —

Грустным и безжизненным простором Было б это море для меня.

Рокочет море, словно ветру вторя.

В лучах зари на синий плес взгляни —

И ты увидишь:

Бесконечно море,

А бесконечность — вечности сродни.

Рокочет море,

Нет ему предела,

А встретились мы с морем первый раз.

Пусть волны гибкое омоют тело

И сердце испытают в добрый час!

И, словно путь мне к морю преграждая,

Встав на дыбы,

Как дикий конь встает,

Ударила мне в грудь волна крутая, Горька, как соль,

И холодна, как лед.

Ударила —

И, отступив, сказала:

— Иди вперед, коль крепок ты и смел! — И я пошел, и песню — от начала, Широкую, как море —

Я запел.

И волны раздвигал я с песней этой, И песня, неуемна и светла, Преодоленьем страха, и победой, И самоутверждением была.

 

Вновь на рассвете море загудело, Как будто завертелись жернова.

Волна не может обойтись без дела — Вез пота и труда волна мертва.

KaK будто в мыле от страды тяжелой, В косматой пене к желтому песку Бежит волна и мелкого помола С собою тащит на берег муку.

О море, море — мельник седоглавый!

И нынче щедро даришь ты, «ак встарь, Нетерпеливым — спутанные травы, А терпеливым — солнечный янтарь.

 

 

Расстаемся, море, мы с тобою — Вечно жить твоей голубизне! Срок, тебе отмеренный судьбою, Не чета отмеренному мне.

Бейтесь, волны, 6 берег, крылато Пролетят над отмелью года.

И взволнованно, как я когда-то, Кто-нибудь опять придет сюда.

И тогда, в багряный час рассвета, Человеку завтрашнего дня Вы слова негромкого привета Передайте, волны, от меня.

 

МОРЕ
И МАЛЬЧИК

Взыграло море, грозно помрачнело, Хотя ни облаков, ни ветра нет.

О скалы бьет волна остервенело И оставляет длинный влажный след.

Не умещаясь в берега, грохочет

И злится море, как голодный лев, — Как будто жертву выбрало и хочет Метнуться на нее, рассвирепев.

Быть может — на мальчонку, что с обрыва К волнам спешит, завидев их едва, И стершиеся камни торопливо Бросает в пасть разгневанного льва?

т

КАВКАЗУ                             '

 

ДЕВУШКА С ИРГИЗА

 

 

 

Тотырбеку Джатиеву

В папахе белой в предрассветном дыме Ты, оглушенный рокотом волны, Стоишь на берегу мороком, босыми Ногами наступив на валуны.

И пеной омывает в час восхода Тебя волна, как верная жена, Дождавшаяся мужа из похода, — И встреча ваша радости полна.

Пусть осенит вас небосвод лучистый,

И пусть, Кавказ,— от солнца горячи,— Навечно обратятся в остролисты Твои кинжалы и твои мечи!

 

Памяти Хадии Давлетшиной

Море, не вскипай перед зарею,

Волны гулко к берегу гоня.

Что с тобой? Зачем ночной порою Ты тревожишь и зовешь меня?

Сон мне снился: косы заплетала

Над Иргизом девушка.

Впотьмах

Слышал я прозрачный звон металла Звон монет, блестевших в волосах.

Черноока и румянолица,

Пела за околицей села

Девушка, и, соскочив с седла, Попросил я у нее напиться. Родниковой мне подав воды, Девушка промолвила с упреком:

— Почему Иргиз оставил ты?

Хорошо ль тебе в краю далеком?

Если навестил бы ты хоть раз Не во сне — на самом деле нас!

Или ты забыл, что, словно море, —

Песнями томя и веселя,

С островками радости и горя, — Раздалась башкирская земля?

Разлилась до самого Урала

И цветет — всем грозам вопреки.

И прекрасны песни, как бывало, И священны эти островки.

 

Ты б хоть раз от белого прибоя К нам пришел заросшею тропою! Но янтарь милей, чем зеленя, И сверкает море, торжествуя. Лишь во сне ты в сторону родную Повернул строптивого коня...

Море, не вскипай перед зарею, Волны гулко к берегу гоня, — Не зови и не тревожь меня. Снится мне предутренней порою: Девушка, грустя у камыша, Заплетает косы не спеша...

 

ПАСЕЧНИК

Что ласковое море, пляж песчаный, Экзотика тропических лесов?

Твоя земля — твой край обетованный, Ты душу за него отдать готов.

Заря все выше, небо все багряней, И долго ты рассказываешь мне О давних днях, о синей Юрюзани, О доме, о родимой стороне.

Я медленных часов не замечаю,

Мы говорим — как будто на духу,

И не спеша пригубливаем чаю,

И пробуем душистую уху.

Ты с пасеки ко мне заехал в гости, И надо к вечеру тебе назад.

Светло горят рябиновые гроздья, И чебаки в речушке мельтешат.

Ты говоришь, прощаясь:

— Нынче меду

На пасеке, ей-богу, через край.

Я за тобой могу прислать подводу Иль сам заехать — только пожелай. Богато цветом лето было это, Собрали пчелы щедрую пыльцу. Но торопись: хоть торовато лето, А все-таки тепло идет к концу.

Гляди, как лес убрался: стал он рдяным, Поляны в росах пряны и тихи.

Но ты, когда проходишь по полянам,

Не все, что видишь,— сразу же в стихи...

Прощай, пора мне — оводы заели Мою кобылу, да и путь немал. — Мы попрощались. Было, в самом деле, Уже не рано, полдень миновал.

...Пусть мой рассказ не блещет новизною, В нем ничего особенного нет, Но он пыльцой расцвечен золотою, Что дарит пчелам медоносный цвет. Земля моя всегда открыта взору, И одному мне жить на ней нельзя. Стучите в дверь мою в любую пору, В мой дом входите, добрые друзья!

И день и ночь ко мне несите, люди, Свою печаль, надежду, торжество — Пусть беспокойный ветер ваших судеб Наполнит парус сердца моего!

Кудрявая береста — как кресало, Как порох, хвоя, ждущая огня. И пламя, что послушно заплясало В лесу притихшем, — радость для меня.

Огонь косматый опалил мне брови, Глаза мне выедает синий дым.

Раскинув звездный невод, небо ловит Луну, как рьгбку, над костром моим.

Но вот заря нашла свой лук в тумане — Натянута тугая тетива,

И стрелы камышей, мне сердце раня, В нем оставляют жгучие слова.

Я временем, в какое мы живем, Привык гордиться: боль его, и беды, И свет, и пораженья, и победы — Все в сердце умещается моем.

Бояться смерти — верьте, не умею

И не хочу.

Как кровную мечту,

Я утверждаю песнею моею Бессмертье мира, жизни полноту.

Приветствую я будущие годы, Мне дороги в тревожной смене дней Все на земле живущие народы, Все языки, звучащие на ней.

День изо дня, земные меря дали, Вобрать в себя хотел я искони Все голоса столетья, чтобы стали Моим правдивым голосом они.

Я вглядывался жадно и упорно В цветы и камни, в каждый стебелек, Во всем, где мог, отыскивая зерна Грядущих песен, животворных строк.

Когда мой путь, подобно звонкой нити, Смерть перерубит — будьте так добры, Прошу, друзья, меня похороните

У Каратау — у крутой горы.

Чтоб рядом бились войны Юрюзанй, Чтоб сосны выгибались на яру И песнями в редеющем тумане Меня будили птицы поутру.

И над могилою моей зеленой Скупая надпись пусть гласит о том, Что здесь покоится поэт, влюбленный В просторы, что раскинулись кругом.

Неспящий ветер раскачает хвою, И шишки, вызрев, упадут в траву, И солнце заиграет над травою, И я, согретый солнцем, оживу.

И песня к людям возвратится снова — Как слава свету, красоте, добру, Как продолженье неба голубого И рыжих сосен, выросших в бору.

 

Тем языком, сама отвыкнув спать, Нас в детстве убаюкивала мать. Тем языком нам помогала мать Стать сильными и ласковыми стать. Тем языком, волшебнице под стать, Нас обращала в тружеников мать. Тем языком степей зеленых гладь И гребни гор нам открывала мать. Чтоб песни петь и новые слагать, Родной язык нам подарила мать!

 

Нас в пепел превращают языком,

Нас к жизни возвращают языком.

Слов на ветер бросать не дело нам — Есть вес у слов и есть цена словам, Есть вес у слов и есть цена словам.

 

Нам, как зеницу ока, нашу речь Из рода в род завещано беречь. Угрюм и недвижим лишенный глаз — Как стылый камень на пути у нас, Как мертвый камень на пути у нас. Не валуном, загородившим путь, — Будь чутким ухом, зорким оком будь. А если ты и слеп и глух, тогда Ты не оставишь на земле следа — Он сразу затеряется на ней

Меж ржавых кочек и замшелых пней, Меж ржавых кочек и замшелых пней.

 

Как разветвленный корень тальника, Глубок и цепок корень языка,

 

\\l\ll\li

Поэма

Когда народ умеет сохранять Язык, дарованный его стране, Врагу его свободы не отнять. Как не поймать орлицу в вышине.

Хосе Расаль

Быть языку — стране родимой быть, Быть Родине — тебе свободным жить, Свободе быть — цвесть вешней красоте И никогда не увядать во мгле, Быть четырем началам — быть воде, И пламени, и небу, и земле.

Что нужно человеку, кроме них — Устоев жизни, четырех начал?

Они — его судьба, его родник, Его дорога и его причал.

Их обретя, разумен и велик,

«Я — человек!» — он с гордостью сказал.

В них мир его, и суть его, и стать — Все то, что он в глаза сумел вобрать, Пути его, что исстари легли На все четыре стороны земли.

И связь нетленных четырех опор Он Родиной зовет с извечных пор.

Язык ее прекрасен и высок, Неповторим и неизменно юн, И даже тонкий конский волосок Он может расщепить на сорок струн, Он может расщепить на сорок струн!

'Аманат — завещание.

Но если рассечет его топор, Поникнут ветки, и живым в укор И кровь и слезы предков наяву По капелькам проступят сквозь листву. И оборвется в листьях птичья звень, Не станет гнезд и высохнет роса.

И превратится цвет в безмолвный пень, И в кочки превратятся голоса.

А что на кочках, солнце увидав, Поднимется, что утвердится там? Лишь спутанные стебли тонких трав, Подобные змеиным языкам.

И будут их с утра и до утра Качать над топью шалые ветра.

А в тальнике, когда настанет срок, Распустятся цветы — к цветку цветок, Как на подбор, и, словно в забытьи, Им станет ветер песни петь свои.

И весел будет ветер, и цветы Полдневным солнцем будут налиты.

Из языков бессчетных мой язык, Земля моя из тысячи других1

Вы — равные средь равных, как равны В одной семье растущие сыны.

С народами другими мой народ, Как с соловьями звонкий соловей, Перекликаясь, разговор ведет О красной доле, о судьбе своей.

Язык, имеющий своих певцов, Не будет лишним на чужом пиру — Он каждого обрадовать готов Крылатым гимном дружбе и добру

Быть языку — стране родимой быть, Быть Родине — тебе свободным жить. Свободе быть — цвесть вешней красоте И никогда не увядать во мгле, Быть четырем началам — быть воде, И пламени, и небу, и земле. Столетия состарить не смогли Возвышенную красоту земли.

Грядущий день ее — цветущий сад, Где кроны, слившись, молодо шумят, И заросли певучи и густы, И солнцем наливаются плоды И, созревая, согревают взгляд — И этим сад и счастлив и богат.

Пусть каждый, кто влюблен в родной язык, Кто дорожить им сызмала привык, Придет однажды в тот священный сад, Где всех народов голоса звучат.

Словам привета — встречный мой привет, Словам обета — верности обет.

Заветам предков до скончанья лет Забвенья нет, — любовью их согрет, Живет язык и будет жить язык — Лучист и чист, как камень сердолик.

СОДЕРЖАНИЕ

Муетай Карим. О Рами Гарипове . .                      3

Песни жаворонка

Жаворонок................................................................... 8

«Как нет ребенка, если сказки нет...»                   9

Соловьиный    рассвет............................................ 10

«И ветра шум, и зыбь листвы

кленовой...»............................................................... 12

К\ рИ1......................................................................... I 3

«Когда лечу, то с ветром в лад...» . .                      15

«Бежит река — горит дуга крутая...»                    16

Снегири.................................... •............................... 17

«Будет нелегко тебе со мною...»           ...             18

Твой портрет............................................................ 19

«Всегда передо мной твои глаза...» . .                   20

«Ты, как лебедь, плаваешь в тиши...»                   21

«Бее будет в жизни: зов пути крутого...» 22 «Чтоб в час урочный встретиться

в пути...».................................................................... 23

«Студеный лес глядит в твое окно...»                   24

«Ты, может быть, не так уж

и красива...».............................................................. 25

«Пришла без стесненья на склоне дня...» 26 «Смеялся я легко, не умолкая...» . . 27 «Стужа на окне нарисовала...» ...             29

«Всему, что в комнате твоей, —

привет!..»................................................................... 30

к-р|...-1.1' ■.......................................................................................................... 3 1

 

«Забыть я этой ночи не могу...» ...                        32

«Боишься ты — и это не секрет...» . .                   33

«И виду не подам я, дорогая...» ...                         34

Радуга........................................................................ 35

«Лишь отгорит заката позолота...» . .                   36

Старая сосна ........................................................... 37

«О детство, детство...»........................................... 38

«Петухи запели в ранний час...» . .                        39

«Березка мне твоим казалась станом...»              40

Источник жизни...................................................... 41

«Как мачеха, полночная луна...» .                .        42

«Прости ему пустые мысли эти...» .             .        43

«Я получил письмо твое...» ....                               44

«Я снова слышу...».................................................. 45

Парус......................................................................... 46

«Мы были,      как душа, неразделимы...»            47

С....... а....................................................................... 48

«Быть может, это все в последний раз...».......... .49

«Наверно, ты и есть мое прощанье...»                 50

Полет

«Все доброе, что есть в моей груди...»                     52

«Пусть я былинка, но в былинке

этой...»........................................................................ 53

«Лишь на висках блеснула           седина...»             54

Молочаи...................................................................... 55

Н".1е1.......................................................................... 56

Золотые подковы....................................................... 57

Первый цветок........................................................... 58

«Поют деревья — щедро, беспричинно...»               59

«Такой голубизны сегодня             дали...»  .   .        60

Олениха...................................................................... 61

«Слитно колокольчики звенят...»               .     .        62

«Я вслед гляжу, когда идет он мимо...»

63

«Дождь на исходе...»........................................

.91

«Мила мне даль, что за ночь

Запоздавшие дожди...........................................

.92

побелела...».........................................................

.64

«Нет весен, из былого возвращенных...»

93

Последний лист..................................................

.65

Облака .................................................................

.94

Московский всадник..........................................

.66

Зимняя сказка......................................................

.95

Белая ночь...........................................................

67

Тантал...................................................................

.97

«Хоть сызмала неважно я пою...» . .

68

С|..|........................................................................

.98

«Ах, сердце, сердце...».......................................

.69

«Ты проведи коня над темной

<срц|с ме..............................................................

.70

бездной...»..........................................................

.100

Сыну....................................................................

71

«Бывает так, что счастье слишком

«Небесный свод, — что зеркало...» . .

72

поздно...»...........................................................

.101

«Делиться не давай себе труда...» . .

102

«Бывает, встретишь девушку такую...»

103

Каменный цветок

Солнечный дождь............................................

.104

Клад....................................................................

.105

«Весна стихами звонко метит...»                . .

74

«Мы с детством расстаемся без

Весна ...................................................................

.75

печали...»............................................................

.106

1 Ikii.i...................................................................

.76

К|о о чсм................................................................................................

.107

Голоса земли.......................................................

.77

kin......................................................................

.108

Каменный цветок..............................................

78

XI-...........................................................................................................

.109

Утр, ■...................................................................

.79

«Коль песня родилась на белый свет...»

110

«И огонь умеет плакать тоже!..»               . .

80

«И лучшее, ненайденное слово...» . .

Ш

«В который раз день без толку

«Как радости не ведает предела...» . .

112

прошел...»............................................................

.81

«Наступит срои, друзья, все

Возвращение

подытожит...»......................................................

.82

«Не может взрослый снова стать

Струна....................................................................................................

.114

ребенком...».........................................................

.83

1< >рС:а|Ц.........................................................................................

.116

Ночь.....................................................................

.84

Баллада о Салавате...........................................

.118

«Последний раз, курлыча на рассвете...»

85

\1аЛ1..........................................................................

.121

«Желтые листки стихотворений...» . .

86

Га............ all.                                                                                          

.122

«Сегодня желтый, пасмурный

Возвращение.....................................................

.123

рассвет...».................................................... ,       ,

87

Он |. ае.Ц.’1а| к-...................................................................................

.125

«Лети по свету — ты свободна, птица...»

88

«Спешу я к дому, путник

«Слова, что на слуху и на виду...» . .

89

запоздалый...»....................................................

.128

Кк-11....................................................................

.90

«Земля моя, здравствуй!..»                       ....

129

130

131

132

133

134

135

136

138

140

142

145

146

147

149

151

152

153

155

156

157

158

159

161

163

164

166

Родному краю...................................................

«Я точно вышел из пещеры темной...» Ржаной хлеб     

I I' вар.................................................................

Жеребенок.........................................................

«Слипаются глаза...»........................................ '

«На горном склоне в тихий час рассвета...»...

Пастушок...........................................................

Уфимский вокзал..............................................

Рассказ солдата.................................................

«Двадцать лет...»...............................................

«Осенний гром рокочет так лениво...» Посевная           

СуюнЗ'................................................................

«Земля вокруг черным-черна...» .               . .

«Голубые борозды взрывая...»             .     .    .

«Рокочет море, словно ветру вторя...» «Вновь на рассвете море загудело...» Море и мальчик              

«Расстаемся, море, мы с тобою...» . . Кавказу

Девушка с Иргиза.............................................

Пасечник............................................................

«Кудрявая береста — как кресало...» «Я временем, в какое мы живем...» Аманат. Поэма     

Гарипов Рами Ягафарович
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Стихотворения и поэма

Редактор Б. Романов
Художник Э. Шагеев
Художественный редактор В. Покусаев
Технический редактор Г. Бойцова
Корректоры Т. Стельмах, Г. Панова

ИБ № 2177. Сдано в набор 17.09.80. Подписано к печати 4.03.81. А09982. Формат 70х901/„- Гарнитура об. нов. Печать высокая. Бумага тип. № 1. Усл. печ. л. 6,44. Усл. кр.-отт. 6,71. Уч.-изд. л. 4,37. Тираж 10 000 экз. Заказ 5780. Цена 60 коп.

Издательство      «Современник»     Государственного коми­

тета РСФСР по делам издательств, полиграфии и книж­ной торговли и Союза писателей РСФСР

121351, Москва, Г-351, Ярцевская, 4

390012, Рязань, Новая, 69/12

Рязанская областная типография

 

[I] «Журавушка», «Урал», «Салават», «К ах ы м­т у р э»,     «К ар а ван-С ара й>, «Салимакай», «Зуль­

хиза», «Буренушка» — названия старинных башкирских народных песен.

[II] 3 у х р а — предрассветная звезда и женское имя.

[3]     А р к а у л — название аула.

[4] А м и н а — жена Салавата.

[V] «И р г и з> - роман башкирской писательницы X. Дав­летшиной.